Георгий Юрьев - Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа

Влас незаметно посерьёзнел после необычной переоценки вполне устоявшихся отношений к абстрактным ценностям своей бесхозной жизни. В нём, как на мониторе компьютера, сине-зелёными цветами заиграла простая и голая правда того, что собственными делами он сам творит неудачи тогда, когда отмахивается от саркастических монологов внутреннего критика о глупой и коварной сути мерцающих вокруг бабочек-завлекалочек: хвастливых друзей и подруг, выскакивающих наружу обещаний, самоуверенных оценок всего и вся, бесполезных споров в компанейских застольях, – всё это потом судьбоносно подтверждается. Но также реально оправдывается и списывается на то, что, мол, задним-то умом мы все богаты. «Да… есть над чем задуматься. Да и о роли украденной мною какой-то невероятно волшебной флешки надо обстоятельно поразмышлять». Влас отвернулся от монитора, уставшие глаза слезились.

Василий Петрович пододвинул кресло к Власу и попросил поделиться впечатлениями от тестирования. Власий честно рассказал ему о внезапных открытиях в процессе явно детского творчества вполне взрослого мужчины.

– Вы уверены, что уже повзрослели? – скептически переспросил Гном.

«Хрен его знает после такого тестирования», – подумал про себя Влас, а вслух произнёс:

– Почти повзрослел, но впереди ещё полжизни. Как минимум.

– Ну что ж, спасибо, – поблагодарил Василий Петрович. – Ваши результаты подходят для нашего возможного сотрудничества. Я не буду вдаваться в подробности инструментального анализа этического и виртуального интеллектов вашей персоны, это пригодится нам в будущем. Покажу лишь схему оценки тестирования… Пересядьте к моему компьютеру.

Гном открыл графический файл.

– Видите табличное коромысло с критериями оценок? Слева – норма самообмана: меньше тридцати процентов, а справа – правдивость ответов. Тоже менее тридцати. Лживость регистрируется как неприемлемая, когда она более семидесяти процентов. Я подбираю для нашей работы в некоторых подразделениях персонал, у которого самооценки личных и долженствующих морально-этических критериев укладываются в левые границы, то есть, где явная норма. Ваша правдивость ответов составила 78%, самообман 22%. Это хороший результат, поздравляю! Янис Викторович не ошибся, рекомендуя мне встретиться с вами.

Влас был явно польщён, а сам Василий Петрович стал вызывать у него неуклонно растущее доверие. Да он не «гном» никакой, а скорее – «мудрец», – подумал соискатель на пока своё непонятное сотрудничество непонятно с кем.

– Я кратко представлюсь, – продолжил Василий Петрович, словно прочитав его мысли. – Закончил я морской факультет Военно-медицинской академии, служил на подводных лодках, работал в госпиталях, а затем стал заниматься наукой.

– Может, вы и полковника Руденко знаете? Он тоже закончил морской факультет, – внезапно вырвалось из Власа.

Мудрец вздёрнул брови.

– Павла Ивановича?

– Его самого.

– Вот оно как… – Василий Петрович изобразил гримаску удивления. – Ну да, хорошо знаю, он на шесть лет позже меня закончил академию. Мы сотрудничаем кое в каких проектах. Вам-то он откуда знаком?

– Дядя он мой, – чуть не со стоном ответил Влас, впадая в странное, непонятное ему состояние от всей свалившейся на него информации, и от ситуационной раздвоенности, придавливающей его сознание. «Состояние странное… Странное… отстранённость… я чувствую себя отстранённым от самого себя… как будто всё не со мной… почему так?»

– Дорогой мой! – с нотками изумления в голосе произнёс Мудрец. Он выпрямился в кресле и указательным пальцем левой руки подоткнул очки ближе к кустистым бровям. – Что ж вы молчали? И что вам делать у меня в душном городском офисе, раз у вас есть такой дядя? Почему к нему не попросились на работу?

Влас пожал плечами.

– Неловко как-то. Кумовство, как говорится… К тому же дядя Павел – человек по сути своей военный, не хотел его подводить…

– Хотите, дам вам рекомендацию к полковнику медицинской службы запаса Руденко от полковника медицинской службы в отставке Морозова? – неожиданно предложил Василий Петрович. – Раз вы такой щепетильный.

В эту секунду в сознании Власа ярко зажёгся образ флешки слонового цвета. И пришло окончательное решение. Вот как он заработает денег: он продаст эту флешку вовсе никаким не супостатам. А собственному дяде-полковнику! Это будет шантаж, да. Но что поделать, такова наша рыночная жизнь сегодня, всё на продажу…

Хорошо, что эта идея не пришла к нему во время тестирования, а то показатели были бы, наверное, совсем другие…

Да уж, «не хотел подводить дядю» … Влас понял,

Не дожидаясь ответа, хозяин кабинета пообещал:

– Сегодня же вечером позвоню ему… М-да… Рад был познакомиться, Власий. Удач вам на тёплом острове. Вы скоро поймёте, о чём речь. Уверен: Руденко возьмёт вас к себе… Дядя у вас толковый… Насколько же лицемерны эти его слова… Дядю ещё как придётся подвести… Флешка ждёт своего часа. Она стоит денег. У дяди денег немало… Но всему своё время. Вот как всё неожиданно повернулось-то… На гонца и зверь бежит. И чего раньше не додумался? Вот спасибо цветастому клокочущему Гному и Мудрецу, очень перспективный учёный… Надо же, какое совпадение, тесен наш шарик земной…

В череде событий приближался к берегу лёгкий катер, рассекая морские волны. Солёные брызги окропляли лица двух собеседников: седовласого, в дорогих очках профессора, бывшего полковника медслужбы, руководителя секретного НИИ «Дельфин», Павла Ивановича Руденко и одного из работников института – Антона. Оба были в куртках-штормовках, к вечеру похолодало.

– Ну что, маэстро, как идут дела? – спросил Антона профессор, вглядываясь в стремительно приближающийся берег с двухэтажным строением светло-коричневого цвета. В здании уже зажигались первые окна.

Подчинённый, являя нервным лицом бывшего артиста подчёркнутое почтение к начальнику, негромко ответил:

– Павел Иванович, идут дела, идут. Опробовали систему, реактивы и медикаменты закуплены.

Руденко отреагировал присущим ему покусыванием губ, покачиванием головы и словами, пропитанными лёгкой иронией:

– Ну что ж, маэстро, друг любезный Антон, хорошо, хорошо… Но надо бы активизировать нашу деятельность.

Профессор продолжил свою мысль музыкально, подражая Георгу Отсу:

– Публика ждёт – будь смел-лей, акрррро-обат!

Антон почтительно промолчал.

Показалась на небольшом мыске, на берегу небольшая ротонда-грот, подсвеченная изнутри разноцветными лампочками. Подковообразный пляж был безлюден. Из его вогнутой середины, будто стрела в луке, выдвигался длинный плавучий причал на якорях. Жёлтый канат с подсветкой, протянутый между жёлтыми стойками по бокам жёлтого настила из полых пластмассовых квадратов, – извилисто колебались и создавали иллюзию длинного солнечного языка, вытянутого из пляжного «рта» в синюю морскую даль. Когда катер пришвартовался к причалу и двигатель замолчал, то стало слышно, как море перекатывает гальку с шуршанием и постукиванием.