Нил Овадда - Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика

В разговорах выяснилось, что у них (как и у Лембергов в первой истории) есть своя трехкомнатная квартира и они живут там одни. Поскольку по тем временам это была редчайшая ситуация, все празднования их туристско-песенной компании проходили у них. При этом ни одна встреча не проходила без песен. Особенно они подчеркивали, что новогоднюю ночь всегда проводят у них, и вкусно рассказывали о том, как они начинают праздновать еще в девять вечера 31-го, а расходятся только вечером 1-го. И, конечно, они горячо и искренне приглашали меня приехать к ним как-нибудь на пару дней.

Все это было мне очень близко по духу, но шансов попасть в Свердловск у меня практически не было – организации, куда меня заносило в командировки несколько раз в год, были в других городах. Тем не менее, их домашний телефон я взял и обещал при случае заехать. Телефон я, конечно, положил в домашнюю телефонную книгу и, в общем-то, об этой истории забыл. А зря.

Чаще всего я ездил в те годы в командировки в Иркутск. Там жил мой друг и коллега Эдик. И вот, буквально в конце того года, когда в феврале мы познакомились с Аней и Олегом, меня призвали оппонентом на какую-то защиту в Иркутск. Защита была назначена на 28 декабря. Поскольку я понимал, что после защиты без существенных возлияний не обойдется, я решил, что 29-го я после этого высплюсь, потом поговорю с Эдиком о делах научных и ненаучных, а полечу назад 30-го декабря утром. Самолет был очень удобным. Он вылетал из Иркутска в 5 утра по Москве (в 10 по местному времени) и прилетал в Домодедово с промежуточной посадкой в Омске где-то в 12 дня. Таким образом, у меня оставалось еще время сделать дома кое-какие дела и днем 31-го отправиться в Избу.

Про Избу можно было бы написать много. Это была, действительно, деревенская изба недалеко от станции Морозки по Савеловской дороге. Мы снимали эту избу на всю зиму, поскольку хозяева жили в Москве, и это был наш клуб с ноября по март. В ноябре мы приезжали первый раз, снимали с чердака спальные мешки, старую одежду, старые лыжи, миски и кастрюли, и, что самое главное, составные части двух—ярусных нар. Мы собирали нары, и Изба была готова к нашим набегам каждый уикенд. В Избе мы праздновали все праздники, а также дни рождения, который приходились на этот период.

К рассказываемой истории Изба имеет самое прямое отношение. Как всегда, мы собирались встречать Новый Год в Избе. Это, поверь мне, во много раз лучше, чем сидеть где-нибудь в гостях и начинать бороться со сном где-то часа в четыре ночи, с нетерпением ожидая, когда наступит 6 часов, заработает транспорт, и можно будет ехать домой.

В Избе ехать никуда было не нужно – спальный мешок лежит на нарах. Но спать мы редко ложились раньше семи—восьми утра— слишком много было развлечений. Мы пели под гитару, ходили в гости в соседнюю компанию, катались на санках по обледенелой улице, возвращались в избу, чтобы выпить горячего глинтвейна, и снова шли кататься, петь – словом наслаждаться жизнью. Иногда мы ближе к полуночи уходили в лес (он был рядом), разжигали костер и под звон новогодних курантов из транзисторного приемника выпивали по кружке шампанского прямо среди заснеженных елей. А потом уже шли есть и пить дальше в Избу.

Я так подробно описал прелести новогодней ночи в Избе, чтобы было понятно, во- первых, почему я стремился назад в столицу, хотя можно было отпраздновать и в Иркутске, а во-вторых, чтобы было понятны мои мучения в конце истории.

Итак, я собирался прилететь из Иркутска 30-го днем и утром 31-го ехать в Избу. Да, я собирался прилететь 30-го, но… Когда я приехал в иркутский аэропорт, я застал там невеселую картину. Он был буквально забит народом. Аэропорт был старый, и сидячих мест в маленьком зале было совсем мало. А самолеты не летали – из-за тумана аэропорт был закрыт. О том, чтобы найти сидячее место, нечего было и мечтать. Даже удобные места, чтобы стоять, прислонившись к стенке, все были заняты. Я кое-как пристроился где-то в углу. Мой рейс откладывался до 8 часов Москвы. Потом его отложили еще на три часа, потом – на четыре. Его все время откладывали на такой небольшой срок, что съездить в город было невозможно.

Ситуация была мучительная. На улице сильный мороз и туманный влажный воздух буквально обжигают лицо. Не погуляешь. А в зале ожидания – теснота, духота, вонь. И не уедешь хотя бы пообедать – могут мгновенно объявить посадку и отправить рейс. Словом, ситуация была мерзейшая.

Где-то вечером нас все-таки отпустили. Отложили рейс до девять утра следующего дня. Поехал назад к Эдику – отдохнуть после мучительного стояния в душном зале около 10 часов и прийти в себя.

Утром я собирался снова ехать в аэропорт. Мудрый Эдик посоветовал мне, если ситуация будет продолжаться в том же духе, не мучиться, а сдать билет и вернуться к нему. У них тоже собиралась компания встречать Новый Год и можно было неплохо провести время. Я взял этот вариант на заметку и отправился в аэропорт.

Ситуация в аэропорту слегка изменилась. Мой рейс долго не объявляли, но где-то ближе к одиннадцати все-таки объявили задержку до двух дня. Я решил, что подожду до этого срока и, если, снова объявят задержку, сдам билет и встречу Новый Год в Иркутске. Конечно, делать мне это очень не хотелось, поскольку я рвался в Избу.

Поначалу казалось, что Судьба все-таки идет мне навстречу. Не в два часа, а ближе к трем объявили посадку на мой рейс. Я занялся арифметикой и посчитал, что по московскому времени я могу оказаться в Домодедово где-то в пять вечера (при благоприятном стечении обстоятельств). А значит, мог успеть забежать домой, переодеться и ехать в Избу часам к девяти вечера. Это было совсем не так плохо, и я взбодрился.

Но события развивались очень медленно. Пассажиры нашего рейса собрались у выхода на летное поле (никаких посадочных труб в этом заштатном аэропорту, конечно, не было) и стояли без движения почти час. Что там происходило у летчиков и диспетчеров, мы не знали. Но стояли. Все хотели на Новый Год попасть домой. А шанс все еще был.

Наконец, нас выпустили на поле и повели к самолету. Все это происходило ужасно медленно. Потом мы расселись по местам, и бортпроводницы начали нас пересчитывать. Делали они это несколько раз – что-то у них там не сходилось. А время шло.

Где-то в половине пятого мы, наконец, взлетели. Все вздохнули с облегчением. По Москве еще не было двенадцати дня, так что все рассчитывали попасть домой задолго до боя курантов. У меня, правда, положение было хуже. Но я все еще, непрерывно рассчитывая и пересчитывая часы, надеялся попасть в Избу до заветной полуночи.

Полет проходил спокойно, и примерно через три часа нас ждала короткая посадка (плановая, по расписанию) в Омске. И тут нас ждал новый удар. Еще в самолете нам объявили, что дальше мы сегодня не полетим – не принимает Москва. Нас всех прямо от трапа отвезут в гостиницу. Так и произошло.