Татьяна Раевская - Пациентка

– Ждать, – сказал он тихо и даже торжественно, – надеяться и верить. Понимаешь, ты давно уже не была на Земле. Там сейчас тяжело. Тебе будет тяжело. Ты забудешь, кто ты.

– Зато я не забуду, кто ты-ы-ы! – Она взлетела и взмахнула руками, как бабочка крыльями. – И пока я это буду помнить, мне сам Ар не стра-а-шен! – звонко пропела она.

– Все смеешься. – Он принял облик высокого бородатого мужчины. Глаза его были сочного цвета каштана, но, когда он еще раз взглянул на порхающую в свете девушку, радужная оболочка начала изменяться. Подобно кольцам на срезе дерева, информационные кольца одно за другим накладывались на радужку, пока не произошла полная сонастройка с Алеоной в ее физическом облике. Глаза Тао стали темно-синими.

– Ты и меня забудешь. – Он тоже взлетел и завис рядом с ней. – Посмотри, какой сейчас уровень вибрации на планете. Когда ты начнешь двигаться вниз, ты постепенно потеряешь доступ к Библиотеке. Ты не сможешь проконсультироваться с Хранителями. Ты не будешь чувствовать меня.

– Но ведь это невозможно! В прошлый раз…

– В прошлый раз мы были вместе. Пойми же ты! Ты идешь одна. Я останусь здесь. Ты станешь простым человеком. Более того – женщиной. Земной. Ты будешь чувствовать себя чужой в том мире, будешь искать своих, будешь искать любовь, будешь отдавать ее всем, будешь светить. Но там мир двойственности. Зло будет сопротивляться, ты узнаешь боль и предательство, много предательства. Тебе будет казаться, что ты одна. Что ты брошена. Что ты потеряла связь с Отцом. Что твоя жизнь бессмысленна.

Помнишь, Ар показывал нам, как он это делает? Одна маленькая мысль о своей смертности, и все. Человек живет в страхе и унынии. Ты забудешь, что бессмертна. Я знаю, что Совет утвердил твою кандидатуру. Но это сложная работа. – Он протянул ей руку и серьезно посмотрел в глаза.

– Пойми и ты, милый, дорогой мой, я не могу! – Она взяла его руку и прижала к сердцу. – Я не могу не пойти! Я сотворяла на этой планете океаны. Я столько труда уже вложила в ее красоту. Я ее люблю! И это шанс. Она же не может перейти на новый уровень, не превзойдя свою инертность и ограничения. Я покажу, как это сделать. Как справляться с тенью. Как жить по-настоящему, как быть Человеком. Я научу их! Все будет хорошо. – Она еще раз глянула в пространство, и перед ее взором пробежали сначала страшные, а потом радостно-цветные картины.

– Все будет хорошо! – еще раз с убежденностью произнесла она. – Я буду любить!

В это время в зал просмотров в Библиотеке вошел, а вернее, вплыл, зеленоокий красавец Ар. Его чешуйчатое тело также отливало изумрудно-зеленым, а в середине каждой чешуйки сияло золотой монеткой маленькое солнце. Золотой же была и грива роскошных волос, стекающих с головы на гибкую спину. Весь его вид приводил в восхищение.

– Алеона, все хорошеешь. Привет, Тао! – поприветствовал он влюбленных. – Симпатичное платьице. Розовенькое. Почем материальчик? Где достала? – Из изумрудного тела вытянулась клешня и схватила краешек подола.

– А тебе к лицу зеленый. – Алеона хлопнула ладонью по клешне и одернула платье. – Неужели ты в этом пойдешь? Смело.

– Благодарю, – он тряхнул гривой. – Я еще не решил. Но ты запиши свой комплимент в «Хрониках», а то ж забудешь на Земле. Тут некоторые, – он покосился на Тао, – тебя уж так напугали, что я аж-ж с-сам вес-с-сь дрожу, – ехидно просвистел он.

– А ты откуда знаешь? – спросила Алеона, подыгрывая.

– Ну как же. Подслушивал, – буднично ответил он.

Алеона засмеялась.

Способности Ара слышать все мысли, человеческие и космические, и оказываться в любой момент в любой точке любого измерения были известны. Поэтому подслушивать исподтишка было нелепо. Это же по-человечески. Ару, чтобы получить какую-то информацию в ее земном понимании, нужно было просто сконцентрироваться и сонастроиться: он смотрел и видел, слушал и слышал.

Ар одарил всех ослепительной манящей улыбкой.

Вокруг сразу разлилась энергия сладкой и тягучей неги.

«Ох, умеет же. Еву можно понять, хотя, конечно, переврали многое», – подумала Алеона. Ее мысли были перехвачены обоими мужчинами, и они дружно засмеялись. Ар вспыхнул теплыми разноцветными искрами.

– Ну почему ты выбрала этого книгочея? Ты же из Любящих. И я тоже. Мы бы творили такие миры страсти… Это была бы Высшая Тантра, м-м-м… Я своей эротикой, а ты своим сердцем. Вся Вселенная бы пела. – Эфир вокруг него раскалился и пошел алыми всполохами. И вдруг погас и потускнел. – А теперь мне приходится порождать любовь только на уровне каких-то мелких страстишек и делать всю черную работу на Земле.

– Ты опять за свое! Не начинай! – Все трое снова засмеялись. С этого ритуала разворачивалось любое их общение. Алеона и Ар росли и воспитывались вместе, их главной силой была Любовь. Но была она очень разной: у него – полная сладострастного упоения, у нее – сердечная и самоотверженная.

– Алеона, тебе тяжело придется, – посерьезнел Ар. – Я уплотнил завесу, закрыл все доступы к нашему миру, практически не оставил никаких ходов. Нет, они есть, конечно, но тебе, чтобы преобразовать тьму, нужно будет пройти через…

– Да знаю, знаю, – нетерпеливо прервала его Алеона. – Ну, ты сам слышал. Тао меня пугает полной потерей памяти. И что я даже его забуду и буду страдать. Или как правильно?

– Страдать, да. Это когда Свет сокрыт для тебя, и ты блуждаешь во тьме, как слепая. Даже я не смогу помочь тебе. Я не смогу уменьшить твои страдания.

– О чем ты говоришь! И даже не вздумай! В этом же и суть! Как иначе я наработаю энергопотенциал? Мне же нужно преобразовать боль в свет. Боли должно быть много. Да вы не переживайте, мои любимые. А то я сама уже начинаю переживать. – Она засмеялась, и словно нежный небесный колокольчик тряхнул своей головкой и хрустально зазвенел.

– Ну ладно. Прощайтесь. – Ар засиял игривыми красками. – А то меня так и тянет устроить вам семейную сцену. Тем более, вы в телах.

Алеона обняла Тао. Они соприкоснулись сердцами, и он излил в ее сердце всю силу своей веры и надежды.

Через мгновение он остался один.

Все имена вымышлены,

Все совпадения случайны,

Все остальное – правда.

Сергей Борисович устало снял очки и бросил их на стол. Они упали золотыми дужками вверх, словно жук, поднявший свои лапки и застывший в недоумении, не в силах перевернуться. Сергей Борисович зажмурился и с силой размял лицо. Основаниями ладоней подвигал кожу на лбу, вверх-вниз, как будто желая стереть мысли, которые выбрались на поверхность из глубоких чертогов мозга. Захлопнул крышку ноутбука и поднялся из-за стола.

С наслаждением потянулся. Покрутил головой. Шея болела нещадно, а когда он поворачивал голову влево, то еще и поскрипывала, словно заржавелая велосипедная цепь, которую надо бы срочно смазать. В последнее время он много работал за компьютером: у аспирантов скоро предзащита, да и свои научные статьи он предпочитал сдавать, не дожидаясь «мертвой линии», которую он про себя называл «мертвой петлей». При слове дедлайн перед его глазами появлялся детский рисунок виселицы, на которой в образе человечка-головонога болтался он, профессор всея Руси.