Татьяна Раевская - Пациентка

Он помассировал шею и подошел к огромному, во всю стену, окну. Кабинет располагался на втором этаже особняка, и из него открывался просторный вид на дальние поля. Весна в этом году была ранняя, и апрельское солнце уже согрело землю. На поле мирно паслась маленькая рыжая лошадка.

Сергей Борисович перевел взгляд на березовую рощу, зеленеющую молодой листвой, и двор с аккуратно подстриженными кустарниками, альпийской горкой, на которой пурпурным нарядом хвасталась примула, и с парой белых скамеек. Контуры скамеек и альпийской горки размывались в глазах Сергея Борисовича, словно их присыпали пудрой. Еще ближе, на поверхности стекла, он увидел свое совсем расплывчатое отражение: высокая худощавая фигура, темные волосы с проседью. Кашемировый свитер модного в этом сезоне темно-синего оттенка в отражении потерял свою синь, растекся бледным пятном по стеклу и слился с облачными пятнами над полями.

Свитера покупала жена. Она следила за внешним видом Сергея Борисовича. И за своим. Женственная фигура, медные волосы, безупречный маникюр. Богиня Диана, да и только. «Ноблесс оближ» 3 3 Noblesse oblige (фр.) – французский фразеологизм, буквально означающий: «благородное (дворянское) происхождение обязывает». В переносном смысле – «положение обязывает». , – сказала она ему однажды, давным-давно, когда он, заработавшись над докторской, совсем выпал из реальности и забыл, что они собирались в магазин. В бути́к, точнее говоря. Жена, в умопомрачительной шляпе с широкими полями, в сапогах на каблуке сантиметров десяти, не меньше («Маленький каблук не комильфо»), и в длинном пальто песочного цвета, возникла перед ним, как царевна Лебедь из пучины морской. Он недоуменно воззрился на нее. Потом, все вспомнив, нехотя встал из-за стола и попытался отыграть обратно:

– А может, ты без меня съездишь? Купи себе что хочешь.

Именно тогда жена произнесла свою сакраментальную фразу про «ноблесс», и он смирился. Действительно, положение обязывает. В те дни он был кандидат наук, а сейчас уже доктор и профессор. Слава богу, одежду теперь можно заказывать по интернету.

А тогда… пришлось ехать.

– Для меня шопинг – это выход в свет, пойми, – говорила жена и готовилась к «операции» по захвату в плен модных кутюрье и их рукотворных шедевров.

В бутиках она бросалась, как голодная львица на антилопу, на самые яркие костюмы и исчезала в примерочной.

Сергей Борисович присаживался на краешек несуразной конструкции, отдаленно напоминающей предмет для сидения.

– Располагайтесь, пожалуйста, – елейным голосом приглашала продавщица. Обязательно блондинка.

Сергей Борисович сидел на чуде дизайнерской мысли и ждал. В голове крутились обрывки идей, недописанные страницы начатой докторской.

И вот…

Занавес с шумом распахивался, и оттуда с победным видом вылетала жена в творении заморского «высокого» портного с непроизносимой фамилией. В этот момент у Сергея Борисовича неизменно выпадал из рук телефон.

– Ч-черт, – он наклонялся за ним, лихорадочно соображая, что сказать. Осторожно пытал счастья. Но кроме пораженческого: «Давай подумаем, отложим на часик», – ничего в голову не приходило.

– Мы заложников не берем, – гордо отвечала жена, воспринимая его гримасу, как та Верочка из «Служебного романа». «Хорошие сапоги, надо брать».

– Заверните, – командовала она. Продавщица восторженно кивала. А он уныло плелся на кассу, доставая из внутреннего кармана портмоне.

Жене хотелось блистать. Но Сергей был все время занят и не сопровождал ее ни в театры, ни на выставки. Поэтому, когда ей удавалось заполучить его в полное, но, увы, очень кратковременное пользование, она выжимала из этих походов максимум. Это было действо, спектакль, бенефис. И только она сама милостиво определяла меру и количество необходимой ей энергии почитания. «Королевская чета» обходила свои «владения» раз в месяц, заканчивая пиршеством в лучшей ресторации города.

Они были красивой парой. Она – рыжеволосое пламя. Стройная, с высокой грудью и царственной походкой. Синеоким взглядом чиркнет, как саблей. И голова твоя с плеч. Так Сергей и потерял голову. Это было неизбежно и предсказуемо, как смена светил на небосклоне в урочный час.

Почему она выбрала его?

Он был ей под стать. Высокий кареглазый красавец благородством черт и сдержанными манерами производил впечатление аристократа.

«Хороший мальчик из хорошей семьи», – поговаривали профессора на кафедре, а вахтерши, эксперты в психологии человеческих душ благодаря опыту наблюдения, вздыхали за его спиной: «В каком же огороде такое сокровище выросло?» И, безошибочно улавливая тенденцию: «Достанется же какой-нибудь вертихвостке. Охмурит, окрутит. К рукам приберет».

Никто, кроме его супервизора и психотерапевта, не знал, что Сергей Борисович, который с такой внешностью вполне мог бы стать личным адъютантом императора, родись он на век раньше, вырос в маленьком городке в Смоленской области, в простой семье рабочих полимерного завода. Родители его развелись, едва Сергею исполнилось двенадцать лет. Отец уехал искать счастья в Москву да там и сгинул, а мать осталась одна с тремя детьми.

Не сразу старший сын понял, что с мамой что-то не так. Истерила она ужасно. Кричала, срывалась на мелких, с какой-то неженской силой шлепала их, да так, что синяки не исчезали месяцами. А потом раздражение как-то незаметно для Сергея перетекло в апатию и слезливость. Еще через какое-то время она перестала ходить на работу, не было сил встать с кровати. Только изредка она доползала до кухни, держась за стенки. Потом возвращалась в комнату, ложилась и плакала. Так продолжалось изо дня в день. Сережа вызвал участкового врача. Тот не сумел диагностировать гипостеническую неврастению 4 4 Неврастения – психическое расстройство из группы неврозов, проявляющееся в повышенной раздражительности, утомляемости, утрате способности к длительному умственному и физическому напряжению. Гипостеническая неврастения – третья стадия неврастении. . «Переутомляемость, стресс», – равнодушно сказал он и посоветовал больше двигаться и бывать на свежем воздухе. Мать угасала быстро. В ней как-то разом иссякла воля к жизни. И даже дети не могли привязать ее к этому миру. Она ушла через несколько месяцев.

Только на второй год личной терапии, обязательной для студентов его специализации, Сергей смог заговорить об этом.

Давясь, как будто его душили, и заставляя себя с каждым словом проглатывать жесткий ком в горле, он рассказал психотерапевту, как вернулся из школы (младшие оставались на продленке) и нашел мать на полу в кухне. Она лежала на животе. Ее цветастый халат еле прикрывал ноги чуть повыше колен. Ноги тонкими палочками были раскинуты в стороны. В последнее время она почти ничего не ела.