Татьяна Раевская - Пациентка

К сожалению, в этот приезд у нее явное ухудшение. Сидит, молчит. Постоянно чем-то недовольна, о чем-то тяжело думает.

В клинику Милена приезжала, когда у нее случались обострения депрессии. Ее родители, самые успешные рестораторы города, подарили ей пару заведений, и Милена с огромной энергией и воодушевлением взялась за дело. Она продумывала все, начиная от дизайна и заканчивая меню. Сама набирала команду, причем упор делала не на профессионализм и опыт работы, а на энтузиазм, креативность и открытость новому. Ее рестораны процветали, родители были счастливы. До очередного обострения.

Когда Милена вдруг начинала хандрить, говорить об отсутствии смысла жизни и расставаться с текущим кавалером, отец, затаив печаль в глазах, привозил ее сюда, в реабилитационный центр «Дом надежды», как официально именовалось учреждение. Сотрудники и постоянные пациенты называли его коротко, просто «Дом». Будучи «в миру», Милена получала небольшие дозы антидепрессантов, которые помогали адаптироваться и вести обычный образ жизни.

Когда она приезжала в «Дом», Сергей Борисович назначал ей нейролептики и рекомендовал физическую нагрузку – полчаса в бассейне, три раза в неделю. И флоатинг – ей необходимо было учиться расслабляться. Но с бассейном часто не получалось. Ирина, медсестра, не могла уговорить пациентку, когда та, свернувшись калачиком в кресле и полностью зарывшись в плед, как в кокон, тихонько и монотонно выла.

В этот приезд два дня Милена почти не вылезала из своего «гнезда» в кресле. Она притащила туда чашку с чаем, чипсы, конфеты. Когда чипсы и конфеты были съедены, фантики она не удосужилась убрать. Грязная чашка валялась тут же, рядом с носками. Целыми днями она рисовала в блокноте человеческие головы, а потом замулевывала их черной ручкой, вырывала листы и бросала на пол.

Когда она стала мочиться под себя, Сергей Борисович велел Ирине надеть на нее памперс и записал себе: «апато-абулический синдром» 7 7 Апато-абулический синдром (от гр. Апатия – бесстрастие и Абулия – безволие) —психопатологический синдром, сочетающий апатию и абулию и характеризующийся выраженным эмоционально-волевым оскудением. Является проявлением негативной (дефицитарной) симптоматики в психиатрии. Чаще всего вызван шизофренией. (Википедия) со знаком вопроса. Этого только не хватало. Плохо. И очень странно. Нетипично. У Милены не было шизофрении, признак которой – такое поведение. Что же произошло, почему так поменялись ее реакции? Надо понаблюдать.

Одновременно в клинике могли находиться только десять пациентов. Большинство из них проживали здесь постоянно. У каждого была своя комната, которую на ночь закрывали на ключ. Буйнопомешанных среди них не было, так что жизнь текла более-менее однообразно и предсказуемо. Утренняя зарядка, завтрак, беседа с врачом, прогулка, процедуры, обед, процедуры, прогулка, ужин. Вечером для желающих Ирина обычно читала какую-нибудь книгу. Затем сон. Такая монотонность любого здорового человека свела бы с ума, но для душевнобольного она была необходима, как для младенца безопасная и стабильная среда.

В связи с пандемией клиника опустела. Многих, не тяжелых, пациентов забрали домой. Остались только те, у кого было весеннее обострение болезни, и те, кто находился здесь пожизненно.

Вместе с ними заложниками странной ситуации локдауна стали сотрудники клиники: сам заведующий и одновременно главврач, медсестра, уборщица и садовник. Их жизнь перевернулась с ног на голову.

Чтобы поддерживать порядок и привычный образ жизни в клинике, уборщице приходилось быть еще и кухаркой. Между уборкой и стиркой Валентина бегала на кухню и варила кашу и компоты. Обеды, слава богу, привозили доставкой из ближайшего кафе в тридцати километрах.

Повариха и охранник отпросились домой: у охранника Саши было двое детей, а у Веры Рустамовны, любительницы печь пироги по-аджарски, были уже и внуки. И к тому же ревнивый муж.

– Мнэ жэна дома нужна, – грозно говорил он в трубку. – Иначе у мэня самого дурдом будэт. Жэна должна дома ночевать, так, да?

– Да, – смиренно отвечал Сергей Борисович, перебирая в уме возможные контраргументы. Ни один из них не перевешивал железную логику. Жена должна дома ночевать, с этим не поспоришь.

– Вот. Я всэгда гаварил, что ты хароший доктор, – завершил беседу муж. – Кагда все кончится, звони, да?

– Непременно. – Завклиникой положил трубку и пошел разговаривать с Валентиной. И с Ириной. У той тоже был муж.

Сергею Борисовичу было сорок девять лет, и он по праву гордился своим детищем. Его клиника была лучшей. В России точно, да и в Европе он мог бы составить конкуренцию самым престижным психиатрическим заведениям.

Он отвоевал у муниципальных властей огромную территорию для прогулок. Она была огорожена высоким забором, и везде по периметру, скрываясь в листве деревьев, были установлены камеры. Никакой охраны в зоне видимости, никакого контроля. У постояльцев и посетителей клиники создавалось впечатление, что они находятся на территории дорогого и симпатичного отеля.

Здесь был бассейн с комнатой для флоатинга, тренажерный зал, хорошая библиотека. Садом занимался недавно приглашенный садовник Пал Евгеньевич, который с разрешения главврача организовал несколько грядок для «жильцов». При желании любой из них мог прийти и покопаться в земле, прополоть сорняки или полить свои цветочки. Как дома, как у себя на участке.

Сергей Борисович даже завел для своих подопечных пони! Иппотерапия снижает агрессию, способствует выработке гормона роста и эндорфинов, гормонов радости, пробуждает желание любить и заботиться. Пони по имени Фунтик был очарователен. Рыжий, толстый и всегда довольный жизнью, он быстро стал всеобщим любимцем и гармоничной частью пейзажа, спокойно пасся на отведенном ему лужке и время от времени позволял кормить себя морковкой и наглаживать.

Пони был куплен в основном для самого маленького пациента лечебницы, которого звали Сенечка.

Щуплый беленький мальчик, почти прозрачный, по мнению Сергея Борисовича, был гениальным художником. Когда психиатр смотрел на его рисунки, он каждый раз поражался недетской точности взгляда и какой-то своеобразной, иногда тревожащей, глубине. Вчера Сенечка принес ему рисунок, который назывался «Три кота».

Обстановка комнаты была передана очень детализированно. В правом углу – окно с белой занавеской. По левой стороне шли в ряд кровать, тумба, стул, стеллаж с пустыми полками. Лишь на одной из них стояла какая-то миска и что-то вроде стакана. На стене две картины. На потолке люстра. На кровати две подушки и черный кот, свернувшийся калачиком. Он был маленький. Неужели Сенечка знает законы перспективы? Передний план занимали два других, тоже черных, кота. Они были уже покрупнее. Один лежал на пуфе, отвернувшись от зрителя. Другой смотрел прямо на тебя. Или в монитор? Перед котом на полу лежал открытый ноутбук. Надпись ASUS, проводок с мышкой. Все было фантастически реалистично. Рядом на триподе стояла видеокамера. Лицо у кота было человеческое.