Александр Проханов - Леонид

– Есть еще одна информация, Леонид Леонидович. Наша разведка сообщает, что в состав военно-морского флота США поступила секретная лодка-малютка с миниатюрным атомным двигателем и дальнобойным лазером. Лодка, не всплывая, способна сбивать воздушные цели, следующие над акваторией. На верфи в штате Мэн были построены три лодки подобного типа. Две из них направлены в Средиземное море, к берегам Сирии. Третья прошла проливы и находится в Черном море. В этой связи, Леонид Леонидович, следует пересмотреть маршруты ваших вылетов из Сочи. До минимума сократить время пребывания над морем. Я на этом настаиваю.

– Мерзавцы! – Леонид Леонидович издал звук, похожий на рык, – Зовут на переговоры в Женеву, а сами готовят на меня покушение! Пусть командующий Черноморским флотом пошлет в море все противолодочные корабли! Поднимет в воздух всю противолодочную авиацию! Заметят лодку в территориальных водах, топить безжалостно!

Леонид Леонидович чувствовал, как обступили его враги, караулят в небе, в море, в золоченых дворцах, на русских дорогах. Он вцепился пальцами в край стола, так что ногти его побелели.

– Скажи мне, Антон Ярославович, – обратился он к Светочу, – Как ты думаешь, зачем я учредил пост вице-президента?

Светоч задумался, собираясь дать осторожный ответ. Но вдруг вскочил, метнулся к окну. Раскинул руки, надвинулся на стекло, словно хотел закрыть окно грудью.

Леонид Леонидович видел, как сотрясается Светоч, словно в грудь ему наносили удары кувалдой. После нескольких страшных ударов Светоч осел на пол, бессильно свесил голову.

Леонид Леонидович заметил, как с потолка осыпается серая пудра, крохотные чешуйки пепла. Это Светоч отразил грудью сгусток тьмы, посланный магом. В который раз заслонил Леонида Леонидовича от гибели.

Винтомоторный разведчик АН-12 возвращался на военно-воздушную базу Хмеймим. В салоне, на столе была развернута карта Сирии с районами боевых действий, зонами ответственности, которые контролировали американцы, иранцы, турки. Были отмечены территории, где размещались курдские боевые отряды и подразделения Хизбаллы. Стрелы указывали наступления сирийской армии. Были начертаны цели, по которым наносила удары русская авиация. Вся карта с коричневыми горами и зеленью долин, с синим языком Средиземного моря, была в разноцветных значках, по которым скользила указка. Ее держал начальник разведки, громадного роста полковник с грубым лицом, напоминавшим стиснутый кулак – так близко друг к другу располагались синие глазки, курносый нос, неправильный рот. Все это было окружено могучими складками, хрящами и жилами.

Три другие офицера следили за указкой, переспрашивали командира. Его зазубренный хриплый голос сливался с металлическим гулом мора. Солнце сквозь иллюминатор то ярко озаряло карту с красными и синими метинами, то уходило из салона, когда самолет менял курс, отворачивал от районов, где мог находиться противник с переносными зенитно-ракетными комплексами.

Самолет совершал облет территорий, где проходили конвои с гуманитарными грузами. Прокладывал безопасные трассы, по которым конвои могли беспрепятственно достигнуть пунктов назначения.

– Здесь надо брать северней. Правильно я говорю? Идти по грунтовкам, под прикрытием сирийских укрепрайонов, – начальник разведки шевелил выгоревшими бровями, кривил рот, словно хотел раздвинуть мешавшие говорить скулы. Но те давили, как тиски. – На прошлой неделе дурни-голландцы направили конвой к курдам, а наши долбанули их по-полной. Сожгли шесть машин. Опять в комиссии американцы драли глотки. Нам это нужно, я спрашиваю?

– Американцы и по грунтовкам свои конвои пустят под наши бомбы. Им повод нужен, чтоб глотки в комиссии драть, – замначальника разведки бил в карту ногтем с черной подковкой грязи.

Подполковник Александр Трофимович Верхотурцев не вступал в разговор. Он присел у иллюминатора, глядя на закопченный алюминиевый кожух двигателя, на стрекозиный блеск винта. Ему слышалось, что мотор поет железную песню. Верхотурцев подбирал под песню слова. Оказывалось, что на этот напев одинаково ложатся слова колыбельной и военного марша.

Лоб, который подполковник прижал к иллюминатору, был в пятнистом загаре, словно некоторые участки кожи были нечувствительны к солнцу. Щеки чуть впали, как у худых подвижных людей, отчего серые глаза под густыми бровями казались большими. Нос узкий, прямой. Уголки рта слегка опущены, отчего лицо казалось печальным. До тех пор, пока Александр Трофимович ни улыбался такой открытой и радушной улыбкой, что другие улыбались в ответ. Форма под цвет пустыни сидела на нем ловко и даже щеголевато. Было видно, что и в боевых условиях он следит за собой. Погоны на прямых плечах не мялись. От волос пахло слабым одеколоном.

Подполковник Верхотурцев видел тень самолета, которая скользила по серым холмам, желтоватым предгорьям. Мучнисто белели дороги, в них вливались тропы. Горстки домов были окружены зелеными полями, но зелень была неяркой, блеклой, словно поля были побиты засухой.

Город, который проплывал под крылом, был похож на улей с открытыми сотами, – так выглядели дома, лишенные крыш. Еще один город напоминал желтую вафлю, в которую превратился после бомбовых ударов.

В стороне, в тумане возникали взрывы, похожие на крохотные капустные кочаны. Они космато разрастались, их сносило в сторону. Там шел бой, стреляли танки. Самолет осмотрительно обогнул место боя.

Подполковник Верхотурцев за год пребывания в Сирии привык созерцать эту землю, набитую сталью, которую вонзали российские штурмовики, дальние бомбардировщики, крылатые ракеты, запущенные с кораблей и подводных лодок. И всегда, когда летал, глаз тревожно искал на земле малую вспышку, кудрявый след летящей к самолету ракеты.

Но полет завершался благополучно. Лишь дважды к ним опасно приближались израильские истребители. Были видны лица пилотов, желтые звезды на фюзеляже.

Вдруг сочно, солнечно полыхнуло море. И тревога исчезла. Больше не будет вспышки и кудрявого следа.

Самолет стал недоступен для зенитных ракет. Скоро начнет снижаться, и на базе, после душа и вкусной еды, его ждет волейбольная площадка с тугими ударами меча.

– Ну что, Александр Трофимович, вместе пойдем на доклад к начштабу? – к нему наклонилось тяжелое, как красный корнеплод, лицо начальника разведки.

– Я поддержу все ваши предложения, Николай Константинович, – ответил Верхотурцев.

– Батюшки, смотри-ка, смерч!

Скрученный жгут впился в море. Как хобот, опустился к воде, питал огромный, летящий в небе шар. Шар был черный, в нем мерцали молнии, брызгал фиолетовый сок. На суше, где смерч приближался к морю, оставался белесый след. В море, куда впился смерч, раскрылась яма. В ней кипела вода. Казалось, из ямы вылез кривой червяк, грызет громадное яблоко. Червяк качался, его вместе с яблоком сносило в море. В яблоке проступало лицо, ртутно мерцали глаза, болтались космы, опадали мглистым дождем.