Максим Обухов - Жиль

– Я, как зверь в клетке на которого ходят все смотреть.

– Ну, если сказать честно, ваше крыло самое скучное и ни кто здесь не интересен кроме тебя, конечно. Ты как белая ворона.

– Есть такое. История про девушку, которая шепчет – полный бред, но признаюсь, очень красивая.

– Мне все равно, что ты думаешь, вру я или нет. Я только знаю, что она шепчет от неразделенной любви.

– Знаешь, я тоже хотел назвать свою дочь Евангелиной, как тебя.

– У тебя есть дочь? – она чуть не подпрыгнула от удивления.

– Конечно, нет. У меня, к сожалению, нет детей.

Пустая бутылка укатилась и Евангелина вытащила из рюкзака, как кролика за уши, еще бутылку и протянула Петру. Тот, улыбнулся, выдернул пробку и сделал пару глотков.

– Агафья нас не простит за такие вещи.

– Будет полным безумием, если она войдет, но знаешь в топку ее, – Евангелина рассмеялась и опрокинула в себя бутылку. Розовые пузырьки шампанского сталкивались с ее белоснежными зубами и веселясь, проваливались в туннель, радостно чокаясь за встречу.

Худенькая смазливая блондиночка, передавала бутылку своему собеседнику, он отпивал, делая пару глотков, и вручал ей. Она смеясь, обнажала зубы. Ее глаза вспыхнули. Художник потихоньку стёк с кровати вниз, к полу. Он передавал ей бутылку, она отпивала, и гремучая жидкость шла по кругу, затягивая всех.

– Ты тут так и собираешься сидеть и слушать Стерву?

– Что ты мне предлагаешь?

– Бежать, прямо сейчас открыть дверь и в топку всех.

– О нет, у меня болезнь, я могу уснуть, ну ты же сама знаешь.

Она отпила еще шампанское и рассмеялась

– Ты будешь хорошим мужем. Выполнил все дела и спать.

– Нет, я могу спать очень долго

– Это как уйти в поход. Ты будешь капитаном дальнего плавания, раз и провалился.

Они засмеялись. Голоса, что разносились в коридоре, становились для них приглушенными и неестественными. Коридорные крики провалились в медную печь, где сгорали в полном безмолвии.

– Ты рисовал кого-нибудь голым?

– Голым?

– Да, тебе бы пошло рисовать людей голыми.

– Я рисую природу.

– Нет, нет, – она погрозила ему своим тонким пальцем, – А эта девушка? Что гуляет у тебя в каждой картине. Я видела, ты рисуешь портреты.

Она смаковала шампанское, после перешла на большие глотки. Два розовых ручейка обвели ее прекрасные скулы.

– Ты, Петр, обманщик, – оно дотронулась до его носа. Слегка надавив, после отпрыгнув, как пружинка, оказалась на подоконнике возле вазы. Ее рука обхватила цветок и воткнула его в свои густые волосы. После оперевшись на стекло, она сказала:

– Спорим, ты рисовал ту девчонку голой.

– Нет!

– Рисовал и не спорь со мной. Я хочу, чтобы ты меня тоже изобразил. Почему нет, если тебя нарисовал художник, голой не стыдно показаться.

Шампанское в ее маленьком тельце разыгралось на полную мощность. Она пошатывалась, еле удерживаясь на подоконнике, и напоминала Долохова после бутылки рома.

Форточка распахнулась, и сильный ветер колыхнул ее копну волос. Её ноги стояли на подоконнике неестественно. Ступни не могли удержать тело прекрасной девушки. Голова у Художника закружилась.

Её голубые глаза светились пьяным блеском, розовое вино испарилось со дна бутылки, оставив лишь дурманящие пары.

– Ты будешь меня рисовать?

– Я не так хорошо рисую и совершенно не понимаю строение тела. Боюсь, все испорчу.

– Ты покраснел, смотри, смотри.

– Тише, нас могут услышать и тогда мы не оберемся проблем.

– Пусть все слышат, плевать мне.

Она спрыгнула.

– Разве художника можно запереть в клетке? Ты должен творить, создавать, а ты сидишь, черт знает где. Тебе надо бежать.

Она потянулась к нему, уменьшая расстояние ее пухлых губ с ним.

– Ты пьяна.

– И что?

– Я не знаю тебя.

Он врал. Ее черты лица были ему знакомы. Он ее видел, но не помнил где. Откуда она взялась? Свалилась на него с неба. Это движение тела, дыхание, прикосновение рук. Как она попала в палату?

Ее горячие руки не дали ему додумать. Они схватили его, потянули к себе.

– Убежим вместе. Рюкзак собран, чего еще ждать?

– Глупость, я лечусь, мне нужно вылечиться.

Евангелина отпустила его руку и похолодела.

– Ты не художник, слишком правильный. Они все бунтари. Я знаю кто ты на самом деле – копиист. Ты перерисовываешь чужую жизнь, не живя своей. Я ошиблась в тебе.

Она потянулась к рюкзаку и нащупала еще одну бутылку.

– Тебе многовато будет.

– Отстань.

Она протянула ему бутылку, а сама повесила голову. Петр схватил бутылку, откупорил, отдал ей.

– Слушай, какая у тебя есть мечта всей жизни? – спросила Евангелина.

– Не знаю.

– Может, у тебя есть мечта, написать самую лучшую картину в мире, и стать знаменитым.

– Было бы не плохо.

Она стала пить шампанское большими глотками. После передала бутылку ему, Пётр сделал пару глотков. Евангелина попыталась допить остальное, хотя уже не лезло.

– Прости меня.

– За что мне тебя прощать?

– За женские шалости. Пойми, женщина должна совершать глупости, а то нас никто не будет любить.

Она сделала глоток и кинулась к нему, прижавшись губами. Сладкое розовое шампанское растеклось по уголкам рта. Они слились в общем поцелуе. На секунду Петр стал свободен от всех болезней.

Она оттолкнула его от себя и улыбнулась предательской улыбкой. Наступил момент, когда ты понимаешь, что любимая мамина ваза летит на пол. И ты не способен ничего сделать.

Евангелина завизжала, протяжным звонким голосом. Петя кинулся к ней, пытаясь закрыть рот руками, и свалил ее на пол. Они плюхнулись, и тараканы, став свидетелями увиденного, забились по щелям.

– Ты сумасшедшая! Что ты делаешь?

Она готова была воевать. Евангелина начала брыкаться, он пытался ее удержать. Ее зубы вступили в бой и прокусили ему руку. Стремительная боль пролетела по телу. Петр пытался отцепиться от нее. Евангелина толкнула его от себя, дернулась к выходу, открыв дверь, набрав в легкие воздух и готовая закричать. Петр резко дернул ее в палату. Они упали на пол, началась борьба, переключившиеся в крик. Она визжала, стучала ногами. Шум потряс весь коридор. Тонкие стенки старого особняка, в спешке были переоборудованные под больницу, предательски не глушили вопли. К палате номер сто шесть неслась свита медперсонала во главе с Агафьей.

– Помолчи, прошу, – он держал ее, пытаясь унять.

– Бежим, у тебя нет выхода. Тебе оставаться тут нельзя. Бежим.

– Ты сумасшедшая!

Она стала смеяться во все горло. Насладиться ее смехом, что несся как прохладный ветер, в знойную жару, Петр не успел.

Дверь вылетела и в дверном проеме появилась гроза, истинный хозяин – Агафья. Ужасная картина заставила поменять ее мимику с грозной до удивленной, которая сменилась на гнев. Злость разлилась красной краской по щекам. Она еле сдерживала слова, которые пытались выскочить из раскалённой пасти.