Мирослав Гришин - Горох. Старушка Божия. Книга 3

Наконец Анатолий вышел на работу.

Говорят, стал ездить по своему кабинету в инвалидной электроколяске из Германии стоимостью как неновые «Жигули».

И вот случилось, что на Светлой седмице я приходил причащать одну болящую старушку. Её дом был рядом с городской администрацией. Николай, который был со мной в тот день, мягко напомнил, что его брат Анатолий сегодня на работе и ожидает меня к себе.

«Что же, – подумал я, – видно, такова Божья Воля. Нужно идти».

В священнических ризах, не переоблачаясь, я вошёл в казённый дом.

У постового милиционера при виде священника с крестом от удивления отвисла челюсть, и он сделал слабое движение правой рукой к фуражке, словно хотел мне, как начальнику, отдать честь.

Бесы, преизобилующие в этом месте, громко пища, разлетелись по разным сторонам и попрятались по углам и за статую некогда могучего лысого вождя с козлиной бородкой.

Я беспрепятственно прошёл в уже известный мне кабинет городского главы. За длинным столом горячо совещался чиновный актив. Увидев священника, чиновники крик и гам прекратили. Все повернулись и воззрели на меня.

Я прямиком подошёл к Анатолию, поздоровался с ним и спросил:

– Чего сидишь? Вставай, похристосуемся, Христос Воскресе!

Я не узнал бы Анатолия, если бы встретил его на улице, – так он исхудал и подурнел. По виду – глубокий старик… Только по председательскому креслу во главе стола заседаний я и опознал его.

– Так, батюшка, вы разве не знаете? Меня парализовало, я даже встать самостоятельно не могу…

– Ничего, я тебе помогу, – я взял его под мышки, потянул вверх, поднял его до своего уровня, перехватился поудобней, трижды поцеловал его в щёки: – Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе, – слабым шёпотом прошелестело мне в ответ. – Батюшка, простите меня, я обидел тогда вас…

Я ощутил, что железобетонная плотина моего существа – моей гордыни, эта крепость и твердыня рушится под напором слёз: «Господи, Иисусе Христе! Боже наш – прости нас!»

Я держал его в своих объятьях и с непонятным мне дерзновением и упорством стал сжимать его со всей своей силой, прижимая к себе, без конца лишь взывая: «Господи, спаси! Пресвятая Богородица, помоги…»

Подступили и закипели на глазах слёзы.

Не в силах больше сдерживаться, не вполне владея собой, я начал плакать, не ослабляя силы объятий. Слёзы катились градом.

Анатолий тоже начал плакать от накрывшей нас обоих благодати явного присутствия Небесной Силы…

Вдруг я ощутил, что у него в груди под давлением моих рук что-то громко хрустнуло. Я от неожиданности разжал руки, и Анатолий, потеряв поддержку, хотел было опуститься в кресло. Стараясь не упасть, он сделал шаг назад, замахал руками, как неопытный канатоходец. Устоял. Замер.

Затем сделал ещё один шаг назад. Удивился.

Сделал ещё шаг назад. И ещё. Сделал ещё один шаг, пятясь вокруг стола задом наперёд.

Тут люди повскакивали, загалдели, обступили Анатолия плотным кольцом, и я, не привлекая к себе внимания, вышел на вольный воздух.

На Духов день, когда я в грязной строительной робе бегал вокруг котлована, к нам во двор по непролазной грязи въехала чёрная машина. Из неё вышел Анатолий со своим Фуцманом и, тяжело опираясь на трость, чуть подволакивая левую ногу, двинулся ко мне:

– Батюшка, сколько денег вам нужно для строительства храма?

– Двадцать пять миллионов, – говорю. Смета у меня давно посчитана.

Обращаясь к Фуцману, Анатолий сказал:

– Дашь сто миллионов.

– Но у нас… – начал было возражать Фуцман.

– Никаких «но», – жёстко оборвал его хозяин.

В четыре раза больше дал, чем я просил.

Как библейский Закхей.

И я так думаю, что в тот же день пришло спасение всему его дому. Ибо Иисус Христос для того и пришёл, чтобы взыскать и спасти погибшее…

Аминь.

Сентябрьским ранним утром, когда сон лентяя особенно сладок, а за окнами только-только поехали первые автомобили, в моей квартире раздался телефонный звонок. Тихий голос в трубке произнёс: «В пятницу прилетает Ангел. Ты готов?»

Буря чувств и мыслей стремглав пронеслась в моём ещё не пробудившемся мозгу: «Какой Ангел? Ангел смерти? Почему в пятницу? К чему я должен быть готов? Что это – связь с потусторонним миром или это шутка?»

Быстро выяснилось – это не шутка. Это иеромонах о. Митрофан проверяет мою готовность к поездке в Дивеево, куда мы собирались отвезти наших знакомых греческих паломников: тётю Христулу и её племянника Ангела. Это имя такое, Ангел, или по-гречески Ангелос.

Эти благочестивые греки так уверовали в помощь и заступничество перед Господом преподобного Серафима Саровского, что специально за этим приезжают в Россию – поклониться и помолиться у мощей нашего святого. Только за этим.

А я столько раз, стоя перед иконой о. Серафима в храме, молитвенно вопрошал: ну когда же ты, батюшка, позовёшь меня к себе в Дивеево?

Вот и получается, что устами о. Митрофана пригласил меня к себе сам Серафим Саровский.

Известно, что сыны мира сего искуснее сынов света в своём роде (Лк. 16:8). Поэтому я нисколько не удивился, что мы, паломники, выехали из Москвы не в пять часов вечера, как было запланировано, а уже по темноте.

Опыт поездок на дальние расстояния подсказывает, что главное – выехать, вырваться из орбиты притяжения Москвы, из её губительных, не выпускающих из себя сетей. После отъезда от столицы хотя бы на тридцать километров открывается как бы второе дыхание, открывается иная, не московская жизнь: люди делаются добрее и приветливее, природа красивее, московские треволнения и думы остаются позади, во всём начинаешь полагаться на волю Господа, который всё управит. И ты явно начинаешь понимать, что любящим Бога, как говорится, всё будет способствовать ко благу – гони себе да гони по трассе. Ведь мы едем не видами из окна любоваться, а слёзно притекаем к ходатайству преподобного Серафима, так как в доме у греков поселилась беда – сын тёти Христулы попал в автомобильную аварию и уже второй год лежит без сознания.

Через три часа езды по пустынному ночному шоссе мы прибываем во Владимир. В гостинице с многозначительным названием «Заря» нас ожидает наш духовный друг, протоиерей Троицкого храма отец Евгений.