Волкова Евгения - Враг с привилегиями

Понадобилось всего несколько дней, чтобы понять преимущества подобного положения – меня кормили вкусностями, выделили комнату с балконом и огромной ванной, позволяли гулять по двору. А потом я заметила, что мужчины, которые брали меня когда им было охота, вдруг перестали это делать.

Нельзя трогать суку хозяина.

И вот сегодня, на двадцать пятый день моего пребывания в особняке Бату, он вновь заговорил о Михее. Синие глаза смотрели на меня весело и безумно, как обычно, но было в них ещё что-то, словно искорка. Почему-то мне стало чуточку возбуждённо, вероятно именно так, как бывает у собак, учуявших добычу. Я отстранилась, и член полностью покинул рот, но я его не закрыла, продолжая внимательно смотреть на хозяина.

– О-о-о, – широко ухмыльнулся тот, проведя пальцами по моей щеке. – Я узнаю этот взгляд где угодно. Учуяла запах крови… Встань.

Я поднялась на ноги, после чего, удивлённо, посмотрела вниз – колени дрожали, но отнюдь не от страха. Возбуждение охватило всё моё естество, подстёгивало, гнало дальше. Я даже сама не могла бы сказать – чего ожидаю в этот конкретный момент, но жажда этого граничила с потребностью.

– Самое время посмотреть в окно, – Бату толкнул меня на своё место. – Что там, что?

Я жадно вглядывалась во двор, по которому сновали мелкие разноцветные птички. Пышные кусты едва заметно покачивались от ветерка, солнечные лучи, проникая через крышу из разноцветного стекла, окрашивали мраморный пол небольшой беседки яркими красками. А там, в этой самой беседке, я увидела его .

Дрожь окутала всё тело, а пальцами я вцепилась в подоконник, не отрывая взгляда от профиля мужчины. Михей сидел на скамье, опираясь локтями о колени, и чертил что-то прутиком по полу.

С губ сорвался какой-то странный звук, и я резко повернулась к Бату.

– Смотри-смотри… – пробормотал тот, развернув меня обратно.

Его ладони скользнули вверх, поднимая подол тонкой юбки, а я увидела красную точку, скользнувшую вверх по спине араба и остановившуюся на затылке. И снова волна. Волна жара, возбуждения, страсти, можно сказать. Привстав на носочки, я прижалась к стеклу лбом, а потом положила на него ладони.

– Хочешь увидеть, как его мозги раскрасят мрамор? – прошептал Бату, и пальцы проникли между бёдер. И он рассмеялся. – А ты кровожадная сука. Потекла.

Он был прав, я чувствовала под его пальцами влагу, которой не вызывали ни одни прикосновения, кроме тех, что дарил мне Михей. Но сейчас даже моё тело было возбуждено… во всех смыслах. Впервые, за двадцать пять дней.

– Он ждёт твоего приказа, – вновь шепнул цыган, вместе с этим, он чуть развёл мои ягодицы и медленно начал проникать внутрь. – Давай, моя рыжая девочка, стань вершителем судьбы. Как Юлий Цезарь.

Да-да-да!

Я жаждала увидеть смерть того, чьими стараниями я оказалась здесь. Раз и навсегда почувствовать освобождение от осознания того, что он жив. Это момент моего триумфа.

Бату начал двигать бёдрами, всё больше распаляя все мои желания. Может быть, в его мире всё происходит именно так, но тогда я рада, что смогла познать это. Впервые, в трезвом уме, я улетала от того, что меня берёт мужчина. И впервые, в трезвом уме, в полном понимании происходящего, я чувствовала знакомое напряжение, растущее внизу живота.

Движения становились резче, но теперь без какой-либо боли. Напряжение росло, заставляя меня выгибать спину и стонать, но, когда я поняла, что вскоре придёт экстаз, сжала руку в кулак и выставила большой палец вбок.

– Да, девочка, как Юлий Цезарь, – прошипел цыган, впиваясь пальцами мне в бёдра.

Как Юлий Цезарь.

Я повернула кулак пальцем вниз.

Раздался хлопок, и тело Михея слетело со скамьи, упав ничком на мраморный пол беседки. Вокруг головы растекалась кровавая лужа, сверкая разными цветами, а я выгнулась и затряслась от яркого оргазма.

– Ты кровожадная, больная на всю голову, – спустя мгновение заговорил Бату, всё ещё медленно покачивая бёдрами. – Безбашенная. И знаешь что…

Я упала грудью на подоконник, стараясь отдышаться, но всё же смогла повернуть голову и посмотреть на него.

– Что?

– Я должен сказать ему «спасибо», ведь, не трахни он тебя, у меня не появилась бы такой суки.

Я отвернулась и заморгала, чувствуя слёзы на глазах, но не могла бы сказать – почему они здесь.

А Юлий Цезарь плакал?

К. Сейчас.

Нет, я не самоубийца.

– А знаешь что, – я стянула с головы пакет и уставилась в глаза палачу. – Я передумала.

Ствол в его руке дёрнулся, потом губы растянулись в улыбке и Миха убрал пушку за пояс.

– Что, решила поведать мне о своих страхах? – поинтересовался он.

– А у тебя есть дети? – вместо ответа, спросила я.

– Что?

– Дети, – повторила я, потом подняла руки и свела ладони так, чтобы между ними осталось сантиметров сорок. – Маленькие такие.

– Ты чё несёшь? – нахмурился араб.

– Ну, – я махнула рукой и поднялась с колен. – Если нет, то тебе нечего бояться.

Подумав, я поправила себя:

– Мне нечего бояться.

И, развернувшись на пятках, пошла на кухню. Михей проследовал за мной, но в кухне остался стоять у входа, прислонившись плечом к стене.

– Так чего ты хочешь? – спросила я, усевшись на табурет, поближе к самому большому блюду. – Нафига притащил меня к себе?

Судя по всему это птица, которая попала под асфальтоукладчик, а потом, видимо чтобы почтить память павшей, её посыпали зеленью и овощами. Но, если откровенно, я была голодна до безумия.

– Сейчас я ещё не решил – стоит ли терпеть тебя, – отозвался Миха, наблюдая за мной. – Давно не испытывал столько разнообразных эмоций, и всё к одному человеку.

Я пожала плечами и, оторвав у птицы какую-то часть, впилась в неё зубами.

– Толи ещё будет, – с набитым ртом сказала я. – Ну а всё же… Чего тебе надо? Убивать не хочешь, вопросов не задаёшь, в Болгарию не везёшь.

Араб тихо рассмеялся и, наконец, соизволил подойти к столу и усесться на стул. Потом вытащил пушку и положил между тарелками.

– В Болгарию? – с улыбкой переспросил он. – К Батырову?

Я, скользнув взглядом по пистолету, сунула руку в вазу с салатом и загребла горсть.

– Ну да, в противном случае – я не понимаю, какие между нами могут быть отношения.

– Вот именно! – деланно воскликнул Миха, а потом поставил локти на стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. – Нам просто нечего делить, Кира. Но ты могла бы ответить мне на некоторые вопросы, тем самым заполнить пробелы в моих знаниях.

Я задумчиво поедала салат, закусывая птицей, пиццей, креветками и кучей других морских тварей и их частями, включая щупальца осьминогов.

Что я могу ему рассказать? О том, как искренне считала его мёртвым? О том, что произошло после того, как узнала об этой подставе? О том, что натравливала на него всякого, кого только могла? То есть – прямым текстом сказать, что именно я, с садистским удовольствием и ослиным упрямством, делала всё, чтобы испортить ему жизнь? Хм… любопытно, что именно он подумает обо всём этом?