Ярослава Предеина - Магия жизни бабки Манефы. Открой мОгию своей жизни…

Наконец петух придумал уцепиться за нижнее обрамление наличника: исполнил, соскользнул и звезданулся! Конечно, уместней было бы сказать «грянулся оземь», но уж больно в неприличной для столь важной персоны позе. Ну… не Финист Ясен Сокол.

Девочка, внимательно наблюдавшая за манёврами петуха с кровати, тихонько ахнула. Бабка Манефа вышла из-за печи и сложила руки ладонями под щекой, любуясь малышкой.

– А петушок-от наш, беспокойна душа, всё тебя выглядыват! Что солнце-то красно для всех встало – давно уж возвестил, а своё-то, маленько, всё никак не дождётся: не встаёт да во двор не кажется, – улыбнулась бабка.

Светлышок блеснула глазами и приподнялась на перине:

– Меня ждёт?!

– А ково ж ишшо? – и стала увещевать петуха через окно: – Ты пойди, Прометеюшко, поклюй пока зерна ядрёнаго. Пошто распалился заране?! Выйдеть, выйдеть уж скорёхонько твоя ненаглядная-то!

Девочка быстро и аккуратно спустилась с кровати, сползая с перины на животе, дотянувшись до пола ножками. Бабка взяла её к себе на колени, вручила ложечку и стала потчевать её томлёным молозивом прямо из горшочка, приговаривая что-то про коровушку-матушку, доброе здоровьице и благословение.

Светлышок с охотой, но быстро поела, спрыгнула с бабкиных колен и выбежала во двор. По зелёной траве пронёсся пламенный вихрь, и Прометей с гортанными клокочущими звуками, в которых слышался чуть ли не стон, уткнулся, растопырив крылья, в платье девочки. Она звонко и радостно засмеялась. Заливистый детский смех оживил всю округу.

Бабка Манефа, глядя в окошко на то, как обнимает птицу девочка, как Прометей ласково клокочет чувством и нежно перебирает клювом её локоны, пытаясь передать ей, что он пережил, дожидаясь встречи, тихонечко поведала коту на лавке:

– Ну, вот и свиделися две душеньки… Вот и ладом всё!

Это удивительное созвучие двух душ, птицы и ребёнка, застал Дед и родители девочки, которых он вёл в избу завтракать. Всеволод и Ольга уже и не смогли бы припомнить, когда видели свою дочь в таком радостном оживлении. Всё ещё не в силах поверить и объяснить своё родительское счастье, с немым вопросом воззрились на Деда…

– А што?! Узнаёте царевишну свою, наследницу крупной корпорации? – улыбнулся, прищурившись, Дед. – И сейчас тоже уверены, што она, империя-то ваша, нужна ей шибко? Кажна душа-то своим замыслом живёт, тем, што задумала на земно воплощение… И нету худа для неё страшнее, чем неисполнение, невозможность жить по велениям души – тогда может и уйти захотеть.

Ольга прильнула к плечу мужа, он приобнял её – вместе осознавать то, что говорил Дед, было легче. А он продолжал:

– Можно ить сказать, конешно, что у всех-то людей главна задача души одна – собою, присутствием своим и деланьем творить мир лучшим, согласно мироустройству. Но кажна душа в чём-то своём это воплощат. Да и с другими душами договоры имеет: мол, какой опыт надо ей обрести, штобы выше звучать, како взаимодействие али помощь понадобится… Друго дело, што люди забывают об энтих договорах.

Дед показал на Светлышка и Прометея:

– Душа-то договоры вершит на своём языке, можно сказать – божьем. И душевный «до Говор» помнят ещё хорошо те детишки малЫ, што говорить ишшо не научились по-человечьи. До «говорения» и память души сохраняется. Пока образами действительного мира её не перекроет.

Ольга и Всеволод переглянулись. Дед продолжал:

– И ваша-то встреча не случайна, и то, што вас така светла и высока душа в отцы-матери выбрала – тоже… Да токма ить мало привести нову-то душу в мир, явить да родить. Надо ишшо и воспитать дитя, не подавляя свободной воли души его. И нет ни одного случайного человека в нашей-то жизни – кажный, с кем жизнь свела хоть ненадолго, зачем-то да надобен душе, её росту…

Всеволод вдруг подумал о тех, кто противодействовал в делах, подначивал, и даже предавал… Ольга вспомнила о своём детстве, родителях и ей захотелось быть бесконечно благодарной им за уроки. И оба с особой нежностью и восхищением посмотрели на свою дочь, главного теперь их учителя любви и приятия. Та, улыбаясь, кончиками пальцев гладила петуха по шее, слегка перебирая его пёрышки.

Прометей вдруг узрел сквозь редкий забор пробегающего мимо двора пса. И углядел в том некий злой умысел против его любимицы. Растопырив крылья, петух стремительно «вышел на взлётную полосу» и взметнулся на забор, хлопаньем крыльев красноречиво предвещая простодушному кобельку неблагоприятный астрологический период «пойдут клочки по закоулочкам».

Пёс спокойно и благоразумно двинул по траектории самого большого радиуса.

Тут Дед вдруг молодцевато расправил усы, огладил бороду и изрёк:

– А, пожалуй, тряхну-ко я стариной: вырублю топориком деревянну игрушку девчушке-то на память!

Вернувшись победно, петух стал прохаживаться, важно позируя Деду, который уже ваял из маленького чурбачка его нетленный образ. Светлышок примостилась рядом с Дедом, внимательно и серьёзно вслушиваясь в его байки.

К тому, что делал топором Дед, никак не подходило выражение «топорная работа»: настолько легки, изящны, выверены и точны были его движения. Топор сидел в его руке ловко и будто слился с ней в целое, был её естественным продолжением.

И обе руки Деда были двумя давно договорившимися и сработавшимися подельниками, будто даже совершенно независимыми от него и «само-думающими». Казалось, разум теперь сосредоточился в них: и руки «видели» конечный образ игрушки, творили её согласно назначению, сами определяли точность и силу ударов топорика по древесине и просто с его помощью отсекали то лишнее и негодное, что скрывало истинную суть образа.

Топор принимал эту разумную силу, будто текущую из ладони Деда, преобразовывал, определял меру, необходимую для своего движения и знатко вонзался в заготовку вдоль или поперёк древесных волокон. Затёсы получались гладкими – лезвие топора «закрывало» волокна и ток, который проводило, волочило сквозь себя дерево, замыкая его, оставляя в фигурке. И она становилась «сильной».

В этом делании чувствовалась та магия, которой владели в совершенстве пращуры: подзабытая, едва узнаваемая, но не утратившая своей мощи. Когда как современный мир, в том числе и бизнеса, часто предполагал «лес рубят – щепки летят»: с перерасходом сил, с бездумным «авось продавлю» и бесхозяйственным отношением к природным и человеческим ресурсам.

И даже Всеволод, давно поднявшийся за пределы среднего бизнеса благодаря тому, что по наитию избег этих бед, привыкший «всея володеть», изрядно преуспевший в этом, почувствовал в работе Деда топором эту «могучесть» и те безграничные возможности, что открываются тому, кто правильно этой разумной силой управляет.