Наталья Москалева - Люди из шкафа. Часть первая

– Некоторым, особенным взрослым детям, иногда открывают ворота в детский мир. Но лишь для того, чтобы они сами оттуда вышли. Говорят, в этом случае есть шанс вырасти и навсегда снять с себя проклятье.

Васька не собирался ничего менять. Его, конечно, все это не устраивало. Но менять – не его дело. А забота, например, государства. Да, вот почему они зарплату не платят!

Подрался.

Из-за того, что его обозвали хлюпиком. Раньше тоже из-за этого дрался. Но за это отвечала мама. А теперь заставили платить «за моральный ущерб».

– Говорите, мир взрослых – это хорошо? Говорите, стремиться в него надо? Да чего же в нем хорошего, если отвечать за себя самому приходится? И все с тебя что-то спрашивают и претензии предъявляют. А ты должен и должен! А я, может, не хочу отвечать! Слышите?! Почему я должен отвечать за то, в чем виноваты вы?!

Васька вышел из себя – и тут же пропал.

Одна реальность наехала на другую. Они сместились в чужие параллели, перемешались в спутанную массу.

– Ты дурак!

– Нет, ты!

Послышались возня и кряхтенье. Каждый пытался завоевать свои позиции. Но никак не получалось. Позиции не завоевываются. Они естественным образом выращиваются на грядках во взрослом мире.

Между дерущимися реальностями стоял Васька. Его выдавливали и толкали. Он махал руками, пытался поймать обеих. Но они не ловились. Они были прозрачными – их даже не видно. Из воздуха руками не взять. Лягались снаружи, а попадали изнутри. На самом деле вокруг Васьки ничего и не было. И поэтому со стороны казалось, что он дерется с самим собой.

Стоит человек посреди улицы и толкает себя, бьет кулаками, пытается поймать за ногу, подставить подножку. Как кошка забавляется с собственным хвостом! Но кошка – играет. А Ваське не до шуток. Он злится, у него ничего не получается. Он очень хочет победить.

С умиротворенным видом на заднем плане плыла одноклассница. Васька приметил ее краем глаза и удивился. Мария Ивановна постепенно растворялась в воздухе: переходила из одной реальности в другую. И странно даже: она не дралась. И никто не толкал. Она сама шла, но так легко, словно за руку ее вели. Она ступала ногами по земле и прокладывала свою тропинку. И оттого, что были и тропинка, и Мария Ивановна, и шаг, все происходило очень естественно.

Увидела Ваську и как будто даже узнала. Но не выразила ни одной эмоции. Она получала свое собственное удовольствие и не собиралась им ни с кем делиться!

Ловко всех обхитрила! Ей теперь открыты ворота даже в мир детей! Но не для того чтобы плакать! Она ходит туда радоваться! А когда перемещается в мир взрослых, то совершенно спокойно живет в нем, не испытывая горечи или тоски.

К Ваське приставили какого-то ребенка. Теперь тот мучает своими капризами. Требует маму, пожалеть и «Мерседес», как у дяди Саши. Все время задает провокационные вопросы: «Это он что сейчас сказал? Оскорбить хотел, да?» Недавно с бывшей женой делили телевизор. Вот уперся рогом: «Хочу такой же!» Ему новый купить хотели, еще лучше этого. А он: «Нет! Хочу, чтобы у нее отобрали! Хочу, чтобы ей было плохо!» Ваське пришлось подчиниться. А что делать – достанет же!

А Мария Ивановна стала доброй феей. У нее глубокий задумчивый взгляд и совершеннейшее наслаждение. Хотя никаких удовольствий вокруг не видно. Она ни с кем не дерется и не плачет о любви. Можно даже подумать, что любовь принадлежит ей самой.

Васька как-то решил поразмышлять, кто главный. Так-то, конечно, он. Но почему-то все время приходится уступать этому капризному ребенку. Но это, ясное дело, по своей доброй воле Васька делает. А так-то он главный.

Мария Ивановна и Васька никогда не увидятся. Ведь они живут в совершенно разных мирах. Но даже если предположить, что встретятся, то давние знакомые вряд ли смогут друг друга понять. Хоть и разговаривают на одном языке, живут в одной стране. Но одни и те же слова имеют в каждом мире свое, часто противоположное значение. И поэтому Мария Ивановна не просто не поймет, что хочет сказать Васька, ей будут непонятны его поступки, мотивы и чувства.

Вот такие они разные – люди из параллельных миров. Взрослые и невыросшие дети.

Она стояла на вышитой гладкой скатерти и страдала.

Хрупкая хрустальная ваза. Переливалась всеми цветами радуги и боялась. Что ее разобьют.

Вокруг сновали веселые стаканчики-хулиганчики из сервиза. В их радуге, казалось, было больше цветов. Они дрались, и все время рисковали упасть. Каждый шаг отражался в вазе болезненным звоном. Она затыкала уши, пыталась завернуться в мягкую шаль. Но ничего не помогало.

Ужасный, непрочный, опасный звук.

Она пыталась устоять и продержаться. Она даже училась терпению, потому что рядом со стаканчиками возможно было находиться только терпеливым вазам. Тогда ставила в пример терпеливые вазы. «Вот они, – говорила себе, – настоящие. А я – как пластмассовая. Я даже не могу уделить стаканчикам внимание. Мне это стоит таких трудов. Приходится себя уговаривать, чтобы с ними играть. А так не должно быть! Сервиз – это мы. Одно целое, неделимое, очень важное».

Дзынь!

– Это ты рвала мою салфетку! – выдергивает из задумчивости.

Дзынь!

– Это я на ней стояла! – как будто вырывает из собственного мира.

Дзынь!

– Это мой цветок! – и появляется раздражение.

Как натягивается струна, растет напряжение. И уже невозможно терпеть – так гремит все внутри и вокруг.

Дзынь!

– Нет, мой!

– Я не могу! Я больше так не могу! Я люблю стаканчики, но я не могу больше с ними! Выпустите меня отсюда!

У нее ужасно звенело в ушах. Она разбивалась на мелкие острые кусочки. Ломтики горного стекла, в которых отражалась радуга. И они тоже звенели и рассыпались.

Хруст битого хрусталя под ногами.

И тишина.

– Вы где?

– Мы здесь.

– А что вы делаете?

– Мы стоим. Просто стоим. Мы очень хотим, чтобы ты не звенела. Это очень тревожно – слушать твой звон.

– Значит, это мой звон? Не ваш? Тогда я совсем ничего не понимаю. Тогда как же быть? Просто перестать звенеть самой? Это мой звон…

Но стаканчики уже не слышали ее. Они весело искрились в цветах радуги.

– Они прекрасно себя чувствуют и без меня. И не нуждаются в том, чтобы я постоянно рисовала им радугу. А просто не хотят раздраженного звона. Но разве я не должна все время с ними быть? Как находиться рядом, но при этом не разбиться? Ведь только одна я могу сохранить свою целостность, сущность. Только в одиночестве я целая.

Но быть в одиночестве… Без сервиза… Просто вазой. Всегда?

Тогда я тоже разобьюсь!

От горя!

Лучик солнышка осветил хрупкую вазу. Он попал в самое горлышко! И оказался внутри. Она наполнилась светом и хорошим настроением. Вдруг почувствовала в себе тепло, уют и комфорт. Стало очень приятно.