Ксения Жигалина - Тони

– Твоя Лелечка сама – проблема.

Мама хмыкнула под зонтом.

– Давай зайдем в булочную. Хотя туда нельзя с собаками.

– Он енот.

– С собаками нельзя, – подал голос из-за прилавка сутулящийся паренек в большом фартуке.

– Это енот, – отмахнулась от его несмелого замечания мама. – Что вы будете? – обратилась она себе за спину.

Он оглянулся на енота. Тот скромно сидел на коврике у двери, лучась абсолютным душевным равновесием.

– Мы будем пирог с капустой и яйцом и две «улитки» с корицей. Ты возьмешь?

– Мой подарок на новоселье… э-э… Нет, ну ты должен его назвать.

Паренек в фартуке складывал в пакет выбранную выпечку, поглядывая на дружелюбно пялящегося на витрины енота.

– Клаус, – вдруг неожиданно даже для енота выдал он.

– Угу. Мороз, – отмела вариант мама. – Спасибо. Он и так уже Кнут, хватит с него. Надо нормальное.

– Ларс, – не так уверенно продолжил паренек, выбивая чек.

– Отто фон Бисмарк, – хмыкнула мама, забирая пакет.

Паренек просиял, но потом увидел выражение маминого лица и стушевался.

Они вышли обратно в снежную слякоть. Он вернул маме зонт в обмен на пакет с плюшками, и они не спеша двинулись дальше. Обернувшись, он хмыкнул – енот все так же выражал совершенную гармонию со всем миром, однако теперь старался держаться ближе к пакету.

Мимо них, дзинькнув, проехал светящийся изнутри трамвай. Енот, отвлекшись от заветного пакета, проводил трамвай распахнутыми глазами.

– Какой у него возраст? – поинтересовалась мама.

– По документам, около года, – отозвался он, оглянувшись.

– Взрослый. Почти год.

– Его не брали. Всем щенков подавай.

– Оно и понятно, – буркнула мама.

Енот встряхнулся, негромко хлопая ушами, и они согласно повернули обратно. Уже совершенно стемнело, снег какое-то время назад снова обратился дождем, и его куртка постепенно намокала.

Проводив до подъезда маму и попрощавшись, они с енотом прошли еще квартал и пришли к дому.

– Снова лапы будем мыть. И все остальное, – сообщил он радостно принюхивающемуся еноту.

Тот с готовностью прошел в ванную, поставил передние лапы на бортик и оглянулся на него – чего он стоит?

– Ты быстро освоился, – заметил он, помогая еноту забраться в ванну, и расстелил его полотенце на коврике. – Купайся, полоскун. Вернусь – вытру.

Он снова поставил чайник. Да, надо бы его назвать.

Проснулся он ночью от грохота. В полной тишине спящего дома звук упавшей крышки унитаза показался взрывом. Он потер глаза. Да. Поднимал сидение вместе с крышкой енот аккуратно, подцепляя носом. И так же носом он, справившись и нажав лапой на рычажок бачка, аккуратно отталкивал их вниз. Доводчик что ли поставить, подумал он, перевернувшись на бок.

Еноту он постелил старое шерстяное одеяло под столом в комнате – место явно пустовало, а еноту понравилось. Некоторое подобие уединения. Он пару минут подождал возвращения енота, но безрезультатно.

Енот нашелся в кухне. Позабытое радио тихонько напевало голосом Фреда Астера о танцующих в темноте. Енот сидел на стуле, глядя в окно, и тихо раскачивался в такт мелодии, припадая то на одну переднюю лапу, то на другую. Он подошел и встал рядом.

– Назову я тогда тебя Тони.

Енот повернул к нему морду и одобрительно поворчал.

– Решено, – он выключил радио, где Астер уже уступил место какой-то женщине, чей голос приводил на ум страдания от рефлюкса, – пошли спать, Тони.

– Что ты ел в зоомагазине, интересно? Корм, наверное? – енот кивнул. – У меня нету. Я не подготовился. Омлет будешь? – енот снова кивнул, он хмыкнул. – Ты понимаешь все, что я говорю? – енот отвернулся к окну.

Ноябрь дождем смывал остатки нападавшего вчера к ночи снега. После ночного хождения за енотом уснуть ему так и не удалось.

– Кофе не предлагаю, даже не проси. Это тебе нельзя точно. Молока?

Енот согласился при условии, что будет соломинка.

Они сидели за столом и завтракали.

– Может быть, нам пойти пройтись? Тони? Что скажешь?

Енот с выпученными от воодушевления глазами заскворчал остатком молока.

Ночью он снова проснулся. Полежал какое-то время без сна. Потом встал с постели и увидел, что под столом пусто. Енот снова был в кухне. Сидел на стуле и смотрел в окно. Там шел снег.

– Странный ты все-таки енот. И не то, чтобы разный. Скорее даже, совсем атипичный. Крупнее. Без полосок. Абсолютно невозмутимый. В вечной нирване. Такое впечатление, что все окружающее способно вызывать у тебя только одно чувство – радость. И ты понимаешь человеческую речь так, как ни один известный мне зверь.

Енот издал какой-то звук, который он интерпретировал как согласие.

– Долго ты в зоомагазине пробыл?

Енот кивнул.

– Странно. Ты же всегда улыбаешься. Красивый, что важно. Пушистый вон. И прилично воспитан.

Енот снова посмотрел на него, лучась признательностью, и вернулся к окну.

– Как бы там ни было, мне повезло, я считаю, – заключил он и погладил енота за ушами, от чего тот блаженно зажмурился. – Ты спать идешь?

Енот кивнул и спрыгнул со стула.

На следующий день они пошли обратно в зоомагазин. Енот продавался в ошейнике. А вот о поводке он почему-то не подумал, и в магазине почему-то не сказали. Лично ему поводок был без надобности, енот, и правда, был поразительно воспитан. Но ради соблюдения приличий, подумал он, надо купить.

Продавщица в магазине была та же. Увидев их двоих, она переменилась в лице:

– Что-нибудь не так? Вы что, с возвратом?

– Нет, – поспешил он ее успокоить. – У нас все в порядке. Мы за поводком.

У продавщицы заметно отлегло от сердца.

– Ну, знаете, – принялась объяснять она, – случаи бывают разные. Бывают и конфликты. А по закону мы можем принять животное назад только в случае, э-э, ненадлежащего качества… но с Кнутом этого быть не может. Он совершенно здоров, привит, ухожен…

– Да все в порядке. Мы с ним отлично поладили. Правда, он больше не Кнут.

– Гора с плеч! – рассмеялась продавщица.

– Кто его так назвал? – поддержал он тему.

– Заводчик, конечно.

– И у енотов заводчики? – изумился он.

– И у енотов, и у крокодилов, и у игуан.

Он вспомнил мамину Лелечку.

– А он вообще откликался на этого Кнута?

– А как же. Конечно. Мы не в праве по собственному усмотрению менять прописанное в документах имя.

– Хм, – он покачал головой, – а мне показалось, имя ему не по душе. У меня не откликался.

– Видимо, решил в новую жизнь с новым именем, – предположила продавщица.

– Ну, словом, он теперь Тони.

– Тони? Почему Тони?

– Из-за Фреда Астера, – продавщица как-то неопределенно покивала. – А долго он тут у вас пробыл? Он сказал, долго.

Продавщица смерила его косым взглядом:

– Да, прилично. К нам он поступил прямо от заводчика, ему было около четырех месяцев.