Ксения Жигалина - Тони

– Прыщи! – шепотом воскликнула она. – Ну конечно! Ни единого!

Они оба обернулись на енота, который сидел на ступеньках и жевал курагу.

– Тони – местный добрый волшебник, – констатировал он, глядя на маму.

Та пожала плечами, кивнула, и они отправились дышать.

– А почему ты думаешь, что это невозможно? – наконец спросила мама.

– Да нет. Не то, чтобы я прям так и думал. Я вообще не думал, если уж честно. Как об этом думать? Идет человек в зоомагазин с намерением купить обычного кота или собаку. А покупает волшебного енота.

Мама усмехнулась.

– Вряд ли Тони отдает себе в этом отчет, – подумав, сказал он.

– Угу. Ведь еноты только и делают обычно, что улучшают окружающий мир.

– Нет, ну вот это – правда, – засмеялся он. – Собачникам мир улучшают собаки. Кошатникам – коты…

– А енотоводам – еноты, – закончила за него мама и продолжила. – Но они улучшают мир своих хозяев. А остальным?

– Собаки-спасатели, – предложил он. – Поводыри. Саперы, поисковики наркотиков. Кошки ловят крыс и мышей. Есть кошки, нормализующие давление.

– Есть, – согласилась мама. – Только никто из них дистанционно не чинит проводку и не лечит прыщи на расстоянии.

– Это вообще может быть совпадением. А мои боли – это как с кошками и давлением.

– Точно, – покосилась на него мама. – И мое самочувствие – это тоже психотерапия в действии. Надо было тебя Фомой назвать.

Он рассмеялся. Тони переводил счастливый взгляд то на него, то на маму, идя между ними.

– Ладно. Фикусу, положим, тоже досталось, наконец, тепла и заботы. Ты его равнодушием чуть не ухайдокал, а Тони спас. Пусть так. Прыщи, головная боль, даже фонарь – все объяснимо, – мама раскладывала по полочкам. – Но соломинка! Соломинка! – повторила она, и он сдался.

– Соломинка – факт. Если я не галлюцинирую… – он остановился. – Может, я и с тобой говорю только у себя в голове? А может, – он округлил глаза, глядя на маму, – я в коме после аварии!

Мама шлепнула его по затылку, они оба негромко рассмеялись.

– Дурачок.

– Вот когда ты составишь нам компанию – станет больше на целого очевидца.

– Это да. Если ты не бредишь на ходу. И если у нас тут не эта матрица, как в кино.

– Тони, а можно мама тоже тебя как-нибудь придет послушать? – спросил он у енота за чаем с булкой после ужина.

Енот поднял на него лучащиеся радостью глаза и кивнул.

– Спасибо, – он улыбнулся. – Понимаешь, ты, твоя соломинка, мелодия… Мне хочется, чтобы она услышала.

Тони потянул чай через свою соломинку, продолжая кивать, от чего чуть не опрокинул чашку.

Он проснулся ночью, когда енот спал. Услышав его чавканье под столом, он стал гадать – это он уже проспал, или еще рано? Или, может, бессонница? Снова? Голова не болела. Но не спалось совершенно. Ноябрь опять чудит? Тони вдруг клацнул пастью и подскочил. Разбудил сам себя, хмыкнул он. Енот подошел к дивану и пристально всмотрелся в его лицо.

– Да не сплю я, не сплю. Почему-то. Идем?

Енот кивнул, и он встал, набрасывая на плечи плед на ходу. На улице было красиво. И странно. Ноябрь чудил. После всех этих заморозков и таких снежных заверений в серьезных намерениях он снова растаял. В воздухе за окном висела сырость. Туманная дымка собирала вокруг фонарей призрачные золотые ореолы. И вокруг того фонаря тоже. Двор был полон высоких тонких святых. Он залюбовался странной картиной. Вдруг с крыши сорвался ком снега и бабахнул по отливу где-то неподалеку. Тони вздрогнул и потянулся за соломинкой.

Она проснулась среди ночи. Ну вот. Снова. Она просыпалась уже которую ночь. Которую, кстати? Первый раз, второй… Пятую. Сегодня пятая ночь. Нет, она, конечно, и раньше просыпалась по ночам. Порой. Иногда. Но то было всегда по какой-то очевидной причине. А тут… Пятую? Пятую ночь подряд она просыпается просто так. Надо . Надо проснуться и полежать с ясной, хоть и сбитой с толку, головой. И снова спать.

Но сегодня было как-то не так. Сегодня она вдруг поняла, что надо встать. Ну не лежалось ей, как было до этого. Как только она встала с постели, невесть откуда появилась истовая уверенность, что надо к окну. Она даже не испугалась. Не вдумываясь особо, настолько ярким и естественным было это побуждение, она подошла к окну. Но тут на нее просто нахлынула волна какого-то безотчетного тревожного дискомфорта, почти тоски какой-то. Не то окно! Не так к окну! Тогда она, растерявшись, прошла в кухню. И сразу же отлегло, отпустило. Она успокоилась.

Звук мелодии Тони тоже был сегодня туманным. Еще мягче, чуть глуше. Как будто она не плыла, не летела, а медленно струилась, то выбираясь, то вновь теряясь в складках туманного полога. Мелодия этой ночи никуда не стремилась, она оставалась здесь, с ними. Это было для него так странно – понимать, чувствовать это. Чувствовал он это или придумал? Он словно сам был в этом тумане, тягучем и неподвижном, словно навсегда застрял в этой водяной взвеси. Мелодия гипнотизировала и Тони. Он играл долго. Дольше, чем когда-либо раньше. Но вот с крыши соседнего дома снова съехал снежный ком. Тони вздрогнул, и соломинка оборвала последний звук. Мелодия замерла на полуслове, оставив после себя многоточие. Енот встряхнулся, словно сбрасывая оцепенение, этот мглистый морок. А может быть, это проходит через него, подумал он? Через Тони. Сквозь. И он это просто выпускает. Тогда он и сам не знает, как именно будет звучать мелодия сегодня. Невероятно. Тогда Тони не сочинитель. Тогда Тони – исполнитель. Исполнитель того, что не было им придумано.

Постояв немного, она словно очнулась и пошла спать.

Туман остался в воздухе, и когда взошло солнце. Окружающая слякоть была несколько размыта и не так очевидна.

Даже вечером туман никуда не ушел. И, когда они вышли на прогулку, они шли совсем медленно, еще медленнее своей обычной неспешности, как два ежика из мультика. Они и так, в общем, прогуливались, не торопясь никуда. А тут еще и туман. Сопротивления он никакого не оказывал, но все равно.

– У природы нет плохой погоды, – улыбнувшись, поприветствовала их таким образом мама.

Тони подошел к ней и взялся лапами за сапог.

– Как наш соломенный музыкант? Что принес вам новый день?

– Ничего особенного. Света звонила.

– Света? – мама округлила глаза. – Зачем?

– Сказала, почувствовала вдруг, что должна попросить прощения. Импульс. За все, – предупреждая мамины вопросы, выдал он.

– Понятно, – скорее, себе, чем ему, сказала мама. – Так. И что? И все?

– Все. А что еще?

– А ты что?

– А я ничего. Ответно пошаркал, – мама нахмурилась. – Да все нормально. Я был корректен и тактичен. Ну, спокойнее ей так – пусть. От меня не убудет.

Мама успокоилась.

– Хорошо. Ты меня… шокировал, – всплеснула она руками.