Ксения Жигалина - Тони

– Побаиваешься? – не понял он. – Чего побаиваешься?

– Ну, хм. Ну, вот этого самого.

– О, – он был изумлен. – А… почему?

– Я не знаю, – честно призналась мама. – Не знаю. С одной стороны, это так невообразимо, удивительно и потрясающе! А с другой, это так… невообразимо, удивительно и потрясающе… – он улыбнулся. – В общем, это настолько удивительно, что я боюсь это трогать.

– Ну, я примерно понял. Но я ведь. Я-то трогаю. И ничего. Как мне кажется…

– Ты! Ты – другое дело, – возразила мама. – Ты с ним изначально. Ты выбрал, он выбрал. Ты, может, помог ему, наконец. Реализовал. А я – любопытствующий. Это ж свинство.

Мама сунула руки глубоко в карманы.

– Я понял. Я не настаиваю. Но жаль, конечно, что уж тут. Но, я думаю, ты свое решение можешь и поменять. Просто всему свое время.

– Точно, – вздохнула мама с облегчением.

Они подошли к булочной. За прилавком, спиной к ним стоял высокий молодой человек с хорошим разлетом прямых плеч. Мама с удивлением на него уставилась. А когда он повернулся к ним лицом, брови ее взлетели еще выше. Это был тот же, знакомый им продавец. Он тут же расплылся в улыбке и поздоровался.

– Тони! – окликнул он енота, по своему обыкновению оставшегося у двери, и кинул ему грецкий орех. – Лови!

– Скажите, пожалуйста! – мама, наконец, обрела дар речи. – Новая стрижка?

Парень покраснел и засмеялся смущенно.

– Тони, ты узнал того, кто пытался назвать тебя Ларсом?! – мама усмехнулась.

Тони радостно кивнул, с готовностью поддерживая разговор.

Когда они вышли с пакетом, он раздумчиво произнес:

– Я, возможно, поспособствовал реализации Тони, как ты сказала. Но он сейчас как будто делает это в гораздо более широком масштабе.

Мама посмотрела на него, на Тони, разгрызшего на ступенях булочной орех, собрала скорлупу, бросила в урну. И наконец сказала:

– Это кажется таким простым.

Он уставился на нее.

– Простым?!

– Ну, не простым. Ладно. Ну, очевидным.

– Тебя это коробит?

– Какое ты слово подобрал, – удивилась мама. – Пожалуй. Пожалуй, именно коробит. Снег, – мама помолчала, – фонарь, история с туманом. Кстати. Почему снег пошел, фонарь стал светить, а туман пропал? Может, и не туман, в таком случае?

– А наоборот? – подхватил он.

– А наоборот, – согласилась мама.

– А что наоборот?

– Ну, вот что сегодня было?

– Сегодня было море. Ясность. Прозрачная, холодная, даже льдистая такая, абсолютная. И ощущение моря. Потрясающе.

– Туман ушел, оставив чистый воздух. Море.

– Да. Море.

– Сначала мелодия вызвала снег. Потом свет. Затем море воздуха.

– И побочки. Головная боль, колено, твои легкие подъемы, фикус, прыщи, Света.

– Я не понимаю, – развела руками мама.

– Но тебя это радует, – скосил он на нее глаза.

– Абсолютно, – согласилась она с улыбкой.

– Потому что… – он смотрел на маму.

– Потому что это значит, что все это много шире и выше моего разума.

– Ты радуешься тому, что не можешь объять необъятное? – он улыбался.

– Нет. С другой стороны. Я радуюсь тому, что это необъятное есть .

Тут Тони, о котором они на время забыли, счастливо кивнул.

Тони открыл окно. Ночь заполнила их небольшую кухню в одно мгновение, словно давно ждала у окна, пока ей откроют. А вполне возможно, решил он, так оно и было. За окном, на первый взгляд, все было, как вчера. Но он отчетливо почувствовал, что все изменилось. Вчера еще была осень. Сегодня уже была зима. Небо было чистым, легкий ветер едва беспокоил спящие деревья. Если и стало холоднее, то на какие-нибудь пару градусов, не в этом было дело. В воздухе была зима . Она пришла из-за моря, улыбнулся он.

Снова проснувшись и придя в кухню, она остановилась, глядя в окно. Но теперь что-то опять было не то. Она досадливо повертела головой, оглядываясь в темной кухне и прислушиваясь к ощущениям. Тогда она поняла, что надо совсем к окну. Для этого она отодвинула в сторону, насколько позволяла площадь, стол. Сделав это и встав вплотную к подоконнику, она расплылась в довольной улыбке. Вот. То, что нужно. И тут же беспокойно одернула себя – зачем ? Нет, нет ответа.

Тони посидел немного, собираясь с мыслями. Собравшись, он взял соломинку, повертел ее в лапах, примериваясь, и начал.

Первые звуки тихо и как будто осторожно полились в ночь. Так кошка трогает лапой первый снег. Но потихоньку мелодия осваивалась в вызванной ею же зиме, становясь увереннее.

Он прислушивался. Ночь тоже. Скоро звуки уже лились спокойно и уверенно, кружась и взлетая, скользя и переливаясь в свете фонарей. Это было живое, звучащее предисловие зимы, ее предчувствие, ее приветствие.

Календарь здесь же, в кухне, обещал зиму только через два дня. Но мелодия Тони уже объявила ее выход. И, если ей верить, зима будет красивой. Сказочно. Он стоял, склонив голову на бок, слушал и думал, что, несмотря на то, что так не бывает , ей он верит.

Проснувшись утром и обнаружив стол на новом месте, она разозлилась и резко вернула его на место. К окну. Ну в самом деле! Что за шутки?! Маме рассказать? Маме рассказать, точно.

Она позвонила маме днем. Мама выслушала и посоветовала попить пустырничка. Это все нервы. Это нервы расшалились. Из-за сокращения, конечно. А что же еще? Пусть не переживает. В жизни случается всякое. Никто не умер – и прекрасно! Ну, сократили. Ну, бывает. Впереди еще два месяца. Отдохнет и найдет работу. Да, Боже мой, конечно! И пустырничка, да. И можно со свечкой квартиру обойти, да. Мама приносила ей. В навесном шкафчике, на верхней полочке. Все будет хорошо.

Пустырник и свеча. Нервы? А может, и правда? Может, нервы и какой-то навязчиво повторяющийся сон, который она просто упорно не запоминает? Ладно. Надо дать нервам еще один шанс.

Енот с живым интересом рассматривал витрины с появившимися за день тут и там елочными ветвями, шарами, оленями и разноцветными электрическими гирляндами. Тони гулял от окна до окна, застывая перед каждым в немом восторге. Праздничные декорации поразили его в самую его енотовую душу. От витрин его оторвать не было никакой возможности. Только брать на руки и уносить домой.

– Все, – констатировал он, – Тони пропал. Пожалуй, я не буду ему говорить, – понизил он голос, – что у меня тоже есть такое. А то житья мне не станет, пока не нарядим.

– Поставишь елку, – почти шепотом сказала мама, – и он перестанет выходить из дома.

– Возможно, – усмехнулся он. – А может, и нет. Здесь ведь много всего. Хотя там – своя, да… Посмотрим, что перевесит. А вот что будет, когда придет время ее убирать – вот это вопрос, – поскреб он подбородок.

– Ну а что, не ставить? – удивилась мама.

– Нет. Ну как это не ставить. Нет. Поставим обязательно. А потом посмотрим. Но нарядим непременно. Всенепременно, – улыбнулся он и добавил: – Ты это. Может, мы Новый год вместе встретим? Или у тебя планы?