Сергей Васильев - Васильцев PRO

Я поднялся. Ножа не было. Точно, бросил его в снег где-то после прыжка. Все вокруг перетоптано. Вот, вроде, тут.

– Дара, ищи!

Дара почти сразу сунулась мордой в снежное месиво и глухо заурчала. Порядок. Я поднял финку и двинулся к секачу. Маленькие глазки остекленело уставились на меня. Изо рта вывалился язык в розовой пене. Кровавая отметина отпечаталась оторванным куском шкуры на краю черепа. "Вот почему он пошел дальше. Пуля срикошетила от кости. Только оглушила. Пока дергался с предохранителем, стволы вверх задрал. Хорошо, вообще попал. Лежать бы мне сейчас вместе с Рыдалом". От этой мысли в голове стало необычно спокойно. Еще немного походив вокруг, я увидел следы картечи на задней ноге. Почти безобидная рана. "Надо же быть таким идиотом! Ну ладно…"

Я вспорол кабанье брюхо, вывалил еще парившие на морозе кишки, отрезал большой кусок брюшины и бросил его наблюдавшей за всем Даре. Она схватила мясо и стала его пережевывать, кусать, чавкать, жрать. Она тоже не пошла смотреть, что стало с Рыдалом по каким-то своим собачьим соображениям. Так мы и трудились. Я, подрезая ножом, отделял шкуру от туши. Собака, покончив с обедом сидела столбом и следила за работой. Охота кончилась.

Подошел Леха:

– Порядок. – И мы вместе принялись за кабана.

Когда туша бала разрублена на куски и свалена в кучу, а рюкзаки набиты лучшими ломтями кабанятины, день уже давно перевалил за середину.

– Нужно поторапливаться, чтобы обернуться за сегодня. Волки.

– Деревенских возьмем. Нам столько мяса все равно не осилить. Да и не к чему.

Мы двинулись в обратный путь, тянущийся без конца. Вечер становился все острее на вкус. Набитые до отказа рюкзаки немилосердно резали плечи даже сквозь ватную куртку. Ружье в руках превратилось в гирю. Ноги заплетались. Все мысли сконцентрировались в одно желание – дойти. Дойти и покончить с этим наконец. Усталость съела все переживания. Даже Дара тащилась рядом, не интересуясь попадавшимися следами. Мы шли домой. И тут на переходе через одну из мелиоративных канав мои ноги соскользнули с импровизированного бревенчатого мостка. Мы вместе с рюкзаком рухнули вниз. Полтора метра полета за которые я лишь успел отшвырнуть ружье в сторону прежде чем воткнуться рожей в сыроватую снежную массу. Тяжеленный рюкзак припечатал тело к земле, чуть не сломав шею. Кабан продолжал рассчитываться за свою жизнь уже после смерти. Как Несс – злополучный кентавр – поквитавшийся когда-то с Гераклом (Припомнил бы герой повествования, если б получше разбирался в эллинской мифологии). Так или иначе, груз давил на плечи, не давая подняться. Сил выбраться из сугроба уже не оставалось. Снег забил рот, глаза, уши, таял за шиворотом. Я начал задыхаться. Безразличие вытеснило инстинкт самосохранения. Мне стало почти хорошо под этим мясным рюкзаком.

Приступ оцепенения оборвал подоспевший Леха. Он скатился в канаву и попытался стянуть с меня придавившую тяжесть. Не удалось. Поднять меня – тем более. Напарник крыл тело матом. Потом, отчаявшись, принялся пинать ногами, пока не понял, что оно снова стало человеком. Мной стало и начало подавать признаки жизни. Я заворочался, и нам удалось все ж стянуть лямки с плеч. Рюкзак тяжело скатился к самому дну канавы и совсем утонул в снегу. Теперь Леха взялся уже за меня. Мы не очень-то отличались в своих кондициях, но он меня доконал. Мы лезли вверх, обрывались и скатывались, но выбрались наружу. Там на верху пошел снег. Усилился ветер, и его порывы совершенно забивали глаза. Пальцы уже совсем не двигались. И я опять раскис. Но не Леха. Он бросил мою тушу на краю канавы и полез назад – за рюкзаком. Подвалила Дара и подставила свое теплое брюхо, давая возможность отогреть пальцы. Когда второй тюк с добычей оказался на поверхности, мы разом двинулись дальше. Натянули, корячась, наши рюкзаки и пошли. Через сотню метров ритм ходьбы съел все мысли, а потом и мир вокруг. Дорога, снег, ветер, белое пространство, собака у ног, час, другой, деревня, дом, печка, и в ней – резво заурчавшее на сухих дровах пламя. Добрались.

Дальнейшее было делом техники. Мощный снегоход зацепил сани и в какой-нибудь час снова был у сваленного мяса. Погрузили и махом назад. Мужики уже сбегали за водкой. Зацепили по домам соленых грибков с огурчиками. Сосед притаранил кастрюлю квашеной капусты. Скворчали на печке здоровые куски кабаньей вырезки. Застолье намечалось долгим.

– И здоров же был, – восхитился молодой, почти незнакомый парень, вертя в руках вырубленные из пасти подклычники. – Да, удалась охотка, – и осекся под Лешкиным взглядом.

Я сидел у камина. И эта бестолковая болтовня была ничуть не хуже игры огня в камине и прочей мишуры, застилающей бессмысленный трагизм происходящих событий. Сегодня я потерял друга. На глазах и навсегда. Другие исчезают незаметней. Жмут руку и садятся в поезд. Обещают вернуться и не возвращаются. Но там еще остается надежда. Великое слово.

– Ну, не горюй, – подлил сосед жидкости в рюмочку. – Все в жизни бывает. Это ведь только пес.

Да! Классная была охота. Я улыбнулся, вспомнив как Дарка драла за уши, обучая охотничьей премудрости бестолкового еще Звона – наследника Рыдала. Как неслись гончие по прозрачному осеннему лесу или в тумане, фосфоресцирующем в свете луны. Как призывно пел старинный, еще дедовский рог, и хрустели под ногами подернутые инеем листья. Охота. Жуткая страсть, которая не подчиняется никаким доводам рассудка с его бездарной целесообразностью. Ритуал, где в конце обязательно совершается вынос тела – такой же, как сама жизнь.

ПРО ТО, КАК МЫ ЕЗДИЛИ НА ОХОТУ ( REMIX).

Явился ко мне Прокопыч аккурат первого апреля и говорит.

– Мы тут с мужиками про охоту вспоминаем частенько. Уж очень она у нас в тему пошла.

– Ну и? – спрашиваю, начиная размышлять, в чем подвох.

– Как и?! – возмутился Прокопыч. – Через три недели весеннюю открывают. У всех горит.

Долго ли коротко. Собрались – поехали. С учетом предыдущих ошибок, между прочим. Взяли всего по минимуму. Особенно водки. Но Славу-завскладом все равно не уберегли. Он, как только отбыли, заикание лечить начал. Проверенным способом. И, когда приехали, даже "му-му" говорить отказывался.

А остальные что? Выгрузили его вместе с пожитками. На охоту пошли.

Вышел я разлив. Шалашку справил. Чучалки высадил. Сижу. Природой любуюсь.

Тут откуда ни возьмись является мужик в водолазном снаряжении.

– Где, – интересуется, – тут птица держится?

"Молодчина, – думаю. – Может тебе еще про путь в Шамбалу намекнуть?"

– Там, – отвечаю. И машу рукой во все направления.

– Угу, – кивает тот. И исчезает в ближайших зарослях.

"Одно из двух, – продолжаю думать. – Либо взвод "Морских котиков" сменил дислокацию, либо охотничья мода ушла далеко вперед…"