Сергей Васильев - Васильцев PRO

– Я бы и не обращал, – зло парировал мужик, – если бы он меня за жопу не хапнул.

Юля повернул голову и внимательно посмотрел вначале на пострадавшего, потом на собаку. Произнес:

– И чего тебе не хватает, гаденыш?

– Мне, собственно, только к лодкам пройти.

– Я, собственно, это собаке… Обиделся? Ну, хочешь, придержу оглаеда. Хвати его за зад. Можешь даже хвост откусить.

Мужик только фыркнул и засеменил вниз по склону.

Движение вокруг неожиданно стало очень оживленным.

Из леса выбрался Бог весть как оказавшийся тут бомж – чумазый и мохнатый, как шмель. Глаза его смотрели в разные стороны, видимо, для большей осмотрительности. Он робко приблизился к костру и жалостливо уставился на наше злоупотребление.

Юлька широким жестом выложил несколько кусков мяса в пакет и выдал посетителю.

– Ну, все, иди, убогий…

– Нисего. Нисего. Спасибоськи. – Обрадовался бомж. – Уз не знаю, как вас и благодарить! – Блеснул воспитанием.

– Чего тут знать? – заявил Юлий. – Денег давай… Или скажи, что все говно – тоже выход.

Бродяга попытался понять, что от него хотят, и как ответить. От напряжения глаза его разъехались так, что казалось, он рассматривает собственные уши. Потоптавшись секунд тридцать, бомж промычал нечто среднее между: "Долгие лета" и "Avec plaisir" и тут же исчез в ближайших кустах.

Мы же выпили за привнесенные обстоятельства. Потом еще раз и еще.

– А знаешь, – охмеленного Юльку потянуло на откровенность. – Мать Харитоши вышла замуж. И я теперь у них кем-то вроде друга семьи. За-са-да!

– Угу, – подтвердил я. – Когда у женщины отпадает необходимость в политкорректности, такого понаслушаться можно.

– В последний раз она поставила мне на вид, что мы никогда не занимались анальным сексом. Как ни странно я тоже думал об этом… – Юлька налил себе водки и выпил одним глотком.

"Когда женщина влюблена, ты будешь слушать от нее то, что хочешь, – я попытался думать. – Она не обманывает и не заблуждается. Просто она влюблена… Надо бы сболтнуть что-нибудь. Или сморозить… Не нравится мне эта тема!"

– Мудрость жизни состоит в том, чтобы отличить приходящее от окончательного! – провещал я, ощущая, как зеленый змей потребляет мои мозги. – Ты понял что-нибудь?

– Ну…

– Я – нет! – оповестил говоривший и впал в мечтательность.

– Да и хрен с ним! – беззаботно осклабился Юля, подозрительно подпирая голову обеими руками. – Мудрость – памятник на могиле поэзии. Кто это сказал?

– Не знаю…

– Значит это я! – обрадовался Юлька. – За это и выпьем!

– Пора уходить, – очнувшись, резюмировал его собутыльник. Язык заплетался.

– Пора, – подтвердил Юлька и запел свою прощальную песню. Примерно минуту над окрестностями стояла напряженная тишина. Потом по всей округе взвыли собаки.

– По завершающей… – промямлил певец, хлопнул рюмку и сполз под стол.

– Контрольный в голову… – ухмыльнулся гость в моем лице.

– Ну и что мы с ним теперь будем делать? – в унисон выдохнул тот, кто, видимо, был внутри.

– Как что? – вступил я во внутренний диалог. – Оставаться никак нельзя. Но придется… И не манкируй своими обязанностями! Друг называется.

– Последнее помедленней и по буквам, пожалуйста. – Вяло выговорил тот, которого должны были звать Альтер эго, и полез под стол. Оттуда он выбрался уже с Юлием на плече.

– Вот же ж тяжелый, зараза! – подытожил я, выкладывая на крыльцо Юлькино тело. И в очередной раз пообещал себе больше никогда не начинать пить пиво в такой компании. Не сама трезвая мысль, надо отметить.

Тем временем с реки вернулся Юлькин курцхаар, сожрал остатний шашлык, грустно оглядел хозяина и улегся неподалеку.

"А вот и мораль! – обрадовался я. – Никогда не выпускайте собак без намордника! Можно нажить больших приключений на одну задницу. Хорошо, если не на свою".

ПРО ДАЧНУЮ ЖИЗНЬ.

Выбравшись на дачу, я загрустил. На столе остывал самовар. Стучали ходики. Кружила по комнате и билась в стекло большая зеленая муха.

Прошел час. Другой. Мимо окон не прошло ни одной машины. Здесь люди жили и знать не знали ни о каких миссиях, стратегиях, планах и годовой отчетности. Жили и радовались. Работали и рожали детей, удили рыбу, держали скотину и кур, ходили в отпуск и копили на "новый" автомобиль, жарили шашлыки и играли в домино с друзьями.

Незамысловатое счастье, которое не для меня.

В дверь постучали. Пес вскочил на ноги, хотел, было гавкнуть, но передумал. Вошел дедок – хозяин соседского дома. Погладил собаку по голове. Выставил на стол большой бидон парного молока. Присел на свободный стул. Приосанился.

Пару недель назад он усвоил, что в деревне вполне возможно даже Интернет посмотреть, если через мобильник. И теперь страшно гордился этим своим открытием.

– Привет, Серенька! – поздоровался он, расстегивая тужурку.

– Как жизнь, Егорыч? Раздевайся, раз уже вошел.

– Да некогда мне! – ответил он, оглядываясь по сторонам. Вид Егорыч имел бодрый, но лицо опухло. И глаза показались мне излишни красными.

– А если рюмочку? Ты как?

– Похмелиться никогда не вредно.

Я достал банку огурцов и гостевой графин. Вылил все его содержимое в стакан и поставил перед Егорычем.

– А себе? – поинтересовался тот.

– А мне еще домой ехать.

– Ну, тогда твое здоровье! – провозгласил тост, выпил, крякнул, засунул в рот огурец и принялся сосредоточенно жевать. Предстояла самая тяжкая для меня часть визита – пообщаться "за жизнь".

Я налил себе молока в кружку. Сделал пару глотков.

– Послушай, что про нас газеты пишут, – он извлек из кармана сложенный вчетверо лист, нацепил очки, прочел с расстановкой:

"Селянин заходит в сарай, поскальзывается на собачьем дерьме, шарахается о висящий на стене лемех и падает в корыто с баландой для свиней. Вылезает оттуда, наступает на грабли, снова получает в лоб и усаживается на лавку, куда со вчерашнего дня разложил на просушку щучьи капканы. Выбирается из сарая, пыхтя под нос:

– Вот блин! Не сарай, а форт Баярд какой-то"…

Я прыснул в кулак, откинулся и шарахнулся головой о полку, обвалил на себя сковородку и пару кастрюль. Нагнулся за ними и, чуть было, не смел со стола скатерть вместе с посудой.

Дед подхватил графин. Покряхтел, пряча ухмылку. Уселся поудобней. Эффект от декламации его удовлетворил.

Расстегнулся. Почесал пупок. Живот у него был округлый, но не рыхлый. Руки большие с заскорузлыми пальцами. Зубы железные. Исконный мужик. Кряжистый.

– Как ты насчет чуда? – подмигнул старик, не обращая внимания на мой конфуз. Вопрос меня озадачил.

– О чем ты?

– Да вот, о вещах всяких, тех, что не поддаются пониманию. Это я по телику высмотрел. Судачат, слышь, что ежели ты здесь как будто спишь, а на самом деле живешь в другом месте… и всякое такое.