Анатолий Постолов - Год Майских Жуков

– У мальчика слуховые галлюцинации, – поставил диагноз Женька.

– Когда тебе надо глухаря изобразить, так у тебя в ухе банан, а тут прямо взял и всё услышал, – ехидно подметил Марик.

– Ну, чуваки… – заныл Рогатько.

– Насчёт игры ты не угадал, – сказал Женька. – Мы будем делать искусственные зубы, можем и тебе продать, у тебя двух не хватает.

– Трёх! – разевая рот, продемонстрировал Уже-не-мальчик.

– Ладно, беру тебя в команду, – Женька махнул рукой, но тут же потребовал бакшиш:

– Гони "золотой ключик".

Все трое зашуршали фантиками.

– После урока выходим во двор, там будем посвящать тебя в тайну.

– Какую? – Глаза у Рогатько загорелись.

– В тайну двора, – усмехнулся Марик.

– Слушай, запомни и сразу забудь. – Женька как-то по-кроличьи пошевелил ноздрями, прочистил горло и продолжил: – Будем из пищевых и неорганических элементов делать чёрную икру, а ты сбытом займёшься.

– Кем? – Переспросил Рогатько.

– Не кем, а чем, – спокойно пояснил Женька. – Будешь чёрную икру продавать, а навар поделим на всех. Понял?

– Теперь понял, – обрадовался Уже-не-мальчик.

Обсуждение деталей нового приключения происходило во дворе школы, возле вонявшего мочой и плесенью запасного выхода. Процесс изготовления чёрной икры оказался не таким простым делом. Надо было раздобыть несколько, на первый взгляд, обычных продуктов, но в этот список затесался опасный элемент – однопроцентный раствор хлорного железа.

– Для чего железо? – спросил Че-че.

– Хлорное железо, – поправил Женька. – Используется в качестве красителя.

Марика такое вмешательство хлорного компонента в съедобные продукты сразу насторожило, но он не подал виду.

– А что будем красить? – сбиваясь на шёпот, спросил Че-че.

– Яйца твои, – ответил Женька.

– Кончай, братан, я ж по-серьёзному.

– Я и говорю. На полном серьёзе. Хлорное железо – краситель, который придаст икре чёрный цвет.

– Так она ж уже чёрная, – с глуповатым видом произнес Рогатько.

Женька таинственно усмехнулся. Марик, мысленно себя похвалил, что не запаниковал, как Рогатько, и, сложив ладони рупором, прогудел тому в ухо: "Не всё золото, что блестит".

Рогатько махнул рукой, потом достал из кармана пачку Ту-134 и закурил. Он стоял, расставив ноги, и пускал кольца. Марику тоже хотелось так научиться, но он боялся, что папа, обладавший особым нюхом, учует запах. Марик уже однажды пробовал сделать пару затяжек, но не получил никакого удовольствия и решил повременить с этим делом.

Женька, погружённый в какие-то размышления, громко высморкался из одной ноздри и сказал:

– Икру будем делать, используя органические элементы, а именно 40-процентные сливки и желатин. В качестве дубителя возьмем крепкую заварку.

Марик облегченно вздохнул. Сливки и желатин звучали успокаивающе, тем более – чайная заварка. Рецепт уже не казался какой-то тёмной химией.

Женька для пущей важности огляделся вокруг и дал последние указания:

– Надо будет раздобыть составляющие. У каждого свой участок работы. Хлорное железо беру на себя. Я знаю парня, который травилкой печатных плат промышляет. У него это железо есть. Ты, Рогатько, достаёшь сливки и желатин, а ты, Марчелло, оливковое масло.

– Какое? – переспросил Марик.

– Обыкновенное оливковое. Оно в аптеках продаётся. Правда, могут попросить рецепт, но ты им наплети какую-нибудь басню, как сегодня Ирке Кучер.

Компания дружно хихикнула.

– Кроме того, для впрыскивания шприц нужен… Чего вы скукожились? Шприц не для вас. Мне отец обещал с работы принести. И вот ещё… Надо найти толстую флуоресцентную лампу и стеклорез, желательно алмазный.

Рогатько присвистнул.

– Я у дворника спрошу, – сказал Марик. – У нас дворник – классный мужик. Головастый…и такой… своё дело знает.

Рогатько хихикнул:

– Головастик, говоришь. Ну, так пообещай ему полбанки икры, он тебе гопака с метлой напару спляшет.

– Чушь какую-то несёшь, – разозлился Марик. – Мужик честный, если у него есть стеклорез, он мне без всякой взятки даст.

– Спроси сегодня и дай мне знать, – Женька кивком головы одобрил гнев Марика, – и, понизив голос, почти по слогам произнёс: – операцию намечаем на понедельник, это 29 апреля. Готовность номер один объявляю уже сейчас.

После чего он ещё раз продырявил взглядом Рогатько и приказал: – Только язык держать за зубами.

– Буду молчать, как рыба об лёд, – пообещал Уже-не-мальчик.

Заскочив домой и бросив в прихожей ранец, Марик помчался вниз. Миха был во дворе. Он с остервенением стирал наждачкой матерную надпись на кирпичном заборе. Надпись поражала отсутствием элементарной грамотности. В трёх словах было сделано четыре ошибки.

Дворник Миха прощал невеждам многое, но орфографического идиотизма он простить не мог. И с болью, что приходится тратить крупнозернистую шкурку на такое безграмотное убожество, он сквозь зубы произносил отдельные эпитеты, которыми хотел нейтрализовать позорного сквернослова.

Увидев Марика, Миха сразу ему хитровато подмигнул:

– Ото, бачите, пан Марек, хулиганьё шо творить, шкодять icтoричну спадщину.

– Я маю до вас дiло, – дёрнул щекой Марик, догадавшись, что Миха намеренно включает украинскую речь, как некий секретный переговорный код. Марик быстрым шёпотом изложил свою просьбу.

– Та нема проблемы, – успокоил его Миха. – И тихим голосом добавил:

– Зайдите в мою конуру, я сейчас…

Марик заскочил в дворницкую, и Миха появился сразу за ним:

– Старых флуоресцентных ламп в складах напротив навалом. Я заскочу, возьму для вас у охранника. А стеклорез могу свой дать. Только не потеряйте.

– А у вас алмазный?

Миха развел ладони.

– Ви мене удивляете, – неожиданно сказал он с легким еврейским акцентом. – Я же на их вяло-легированную сталь не куплюсь. Конечно, алмаз, да ещё старой закалки.

Через пятнадцать минут Марик влетел в свою квартиру, прижимая к груди двумя руками флуоресцентную лампу, и громко предупредил бабушку, чтобы к лампе не подходили и не прикасались, иначе сорвётся школьный эксперимент.

Семья Лисов занимала две комнаты в коммуналке, которую они делили с бездетной семьей Голубцов. Комната побольше и посветлее досталась бабушке и Марику. Кровать Марика отделялась раздвижной ширмой.

Там же в комнате стоял гостевой стол в центре и маленький стол для учебных занятий. Когда Марик занимался, бабушка ходила на цыпочках. Ночью, однако, бабушкина деликатность подавлялась её же многострадальным храпом. Марик любил бабушку и не хотел её будить. Он долго ворочался и не мог заснуть. Одно время он пробовал свистеть, иногда свист помогал, но случалось, бабушка просыпалась, шамкала беззубым ртом, тяжело вздыхала и засыпала опять.