Александр Коломийцев - Миллионщица

Начала, заложенные в генной памяти, впитанные с молоком матери-крестьянки и управлявшие душой, не позволяли Клавдии пройти равнодушно мимо нуждавшихся, едва не голодающих людей. Но холодный, расчётливый рассудок, руководимый всё набирающим и набирающим силы зверем по имени «Хапай!», не позволял не попользоваться за счёт про стодырой дурёхи.

Вечером, войдя в баню с ведром молока, Клавдия, смеясь, сообщила супругу:

– У нас прибыток. Иди в стайку, глянь.

Вася сидел против включенного телевизора, точил топор, пробуя ногтём лезвие. При словах жены вскинул брови, отложил брусок.

– Какой такой прибыток?

– Пеструха принесла.

Заинтригованный Вася накинул фуфайку, сунул ноги в галоши, пошёл глядеть, вернулся так же посмеиваясь.

– Ни фига себе! Сразу двухгодовалая. Она откуда взялась?

– Да с Пеструхой приблудилась. Они, коровы, вон, по полю бродят, свёклу ищут, она и увязалась за ней. Я уж гнала, гнала – ни в какую не уходит.

Клавдия лукавила – тёлку она вела от самого поля, скормив той полбуханки хлеба, но таких подробностей недотёпистому мужу знать не следовало.

– Надо спросить, у кого потерялась.

– Ну прям вот сейчас пойду спрашивать. Завтра Пеструху выпущу и приблуду выгоню, пусть идёт куда хочет.

Супруги посмеялись – такие бы прибытки да каждый день, посмотрели телевизор и улеглись. Уже накрывшись одеялом, Клавдия вспомнила:

– Бабушке нашей помочь надо, она ж просила, я и забыла совсем. Завтра ехай к ней, увезёшь молока утреннего и возьми инструмент с собой, – там работы на целый день накопилось – крыльцо проваливается, и веранда течёт – дожди-то вон какие хлещут. У нас полрулона толи осталось, захвати с собой.

– Съезжу, чего не съездить, – пробормотал Василий, засыпая.

– Утром, пока корову дою, аппарат заряди из средней фляги. Я давеча пробовала, – готова уже. Я сама прослежу.

– Проследи, только всю не выпей, мне оставь.

– Дурак, – ответствовала супруга, поворачиваясь на правый бок.

Вечером следующего дня Клавдия сообщила вернувшемуся мужу:

– Тёлка-то опять припёрлась. Вот наказание с ней. Пеструхе сена навалила, и она тут как тут. Вот ещё не хватало чужую скотину кормить, – процеживая молоко, спросила: – Веранду-то перекрыл?

– Перекрыл, перекрыл, – скороговоркой ответил Вася, присаживаясь у электроплитки и протягивая над раскалённой спиралью руки.

– Продрог, небось? Бабка в избе не топила, что ли?

– Да как не топила, топила, конечно. Вроде согрелся, пока ехал, опять озноб пробрал, сырость кругом. Надо в «Жигулях» печку глянуть, совсем не фурычит.

Клавдия закончила с молоком, накрыла на стол.

– Садись ужинать.

– Да я у бабули поел, неохота.

– Садись, садись, прими вот для согрева, – Клавдия налила стакан самогона, и поставила перед мужниной тарелкой.

Вася удивился, но промолчал. Опростав стакан и закусив, спросил:

– Всю перегнала, сколь вышло?

– Да как обычно – три литра. Тебе-то очищенной налила, не чувствуешь разве? На-ка вот, выпей ещё полстаканчика, а то как бы простуду не подхватил, – Клавдия щедро налила в стакан и сунула бутылку за кровать. – Знаешь чего, – завела разговор, когда муж закончил с едой. – Давай её, тёлку эту, зарежем, мясо знаю куда сдавать, завтра же и сбудем.

Вася пожал плечами и неуверенно промямлил:

– Дак не наша.

Клавдия изогнулась, достала бутылку, плеснула ещё четверть стакана.

– Ну и чо, что не наша? Пусть хлебалом не торгуют. Я её, что ли, привела? Сама припёрлась.

– А искать кто начнёт? – Вася выпил самогон, закусив корочкой. Принятая залпом доза оглушила мозг, подавив волю, и он отдался настояниям супруги.

– А мы вот завтра, прям как встанем, так всем рассказывать начнём. Сказала – мясо с утра увезу, шкуру, требуху, сразу же закопаем. Идём, там ничего хитрого нет, покажу чего и как делать, часа за два-три управимся. Потом ещё самогоночки выпьешь. Иди, она в холодной стайке стоит, колун прихвати, а я ножи возьму.

Кроме ножей, Клавдия взяла приготовленные в предбаннике тазы, клеёнку, брезент лежал уже в стайке.

Включенный свет поднял приблуду на ноги, и она, мигая, непонимающе смотрела на незнакомых людей. Василий стоял в нерешительности.

– Никогда коров не резал. Свиней – знаю как, а коров… Ей куда нож втыкать – в сердце, в горло?

– Погоди, привязать надо.

Клавдия сноровисто оплела верёвку вокруг молоденьких рожек, обмотнула столб, стянула узел.

– Бей обухом в лоб, да посильней, что мочи, потом горло перережь, только не сразу, а как затихнет – копытом ударить может, – учила всеведущая супруга, отходя к двери.

Вася взвесил в руках колун, подошёл к тёлке, злая самогонка придала сил и решимости. От сокрушительного удара несчастное животное присело на задние ноги, рванулось в сторону и завалилось замертво. Во дворе взлаяла Джемма.

Сложив разрубленную тушу в багажник «Жигулей», протрезвевший Вася зашёл в баню. Клавдия жарила на плитке печень и грела кипятильником воду в ведре. Обещанную бутылку выпил под свеженинку. Сама Клавдия в эту ночь почти не спала – застирывала закровяненную одежду, мыла клеёнку, присыпала кровь соломой, натаскала всякого хлама на свежезасыпанную яму. Спозаранку подоила корову и в восемь поехала к Артуру. Здесь пришлось часок подождать, – владелец пищеточки появился в конторе в десятом часу и вначале занялся своими делами. Дошла очередь и до сдатчицы. Клавдия открыла багажник, откинула брезент. Кавказец оглядел мясо, односложно изрёк:

– По одиннадцать приму.

Клавдия хмыкнула.

– По тринадцать же принимаешь.

– Всё-то ты, красавица, знаешь. По тринадцать клеймёное беру. А у тебя где клейма?

– Клейм нету, потому что вечером ногу сломала. Что ж, скотине до утра мучиться? Где я ночью ветеринара возьму?

Кавказец ухмыльнулся, развёл руками.

– Это, красавица, твои проблемы. Скажи спасибо и на этом. Беру потому, что женщине отказать не могу. У мужика бы не принял – все холодильники мясом забиты.

Спор вести было бессмысленно, Клавдия согласилась и сделала вид, что за такую цену мясо от сердца отрывает.

– Ладно, только деньги сразу. Мясо есть кому таскать, или женщине придётся?

Дамский угодник засмеялся.

– Перетаскаем, дорогая, перетаскаем. Иди, на весы гляди, подумаешь потом – обманул.

Приблуда оказалась упитанной и обогатила оборотистую скотопромышленницу на два миллиона тридцать пять тысяч рублей.

Сложив деньги в сумочку, Клавдия не уходила. Кавказец развёл руками.

– Всё отдал, красавица.

– Тебе ещё мясо надо?

– За неклеймёное и расчёт сразу, больше одиннадцати не дам. Поезжай к Мурзе, может, он дороже примет, или к…

– Ладно, – перебила Клавдия, – будешь мне сейчас весь свой Кавказ перечислять. Мне ты глянулся, но только уговор – и цена, и расчёт.