Александра Хмарская - Можно просто Этери. Дружба, смерть и конный спорт на окраинах Сибири

– Да никто нас не позорил, это рабочий момент! – возражала ей Ольга Николаевна.

Этерина пробормотала себе под нос что-то вроде «позорила…», ещё больше нахмурилась и решительным маршем отправилась к выходу. Мы не могли оставить её одну на растерзание тренера и директора и посеменили за ней, усиленно притворяясь немыми. Кидаться за неё на амбразуру нам не очень-то хотелось, хоть нам обеим и стыдно было в этом признаться.

– Некомпетентные всадники не должны занимать место на талантливых лошадях, и ты, Оля, должна это понимать лучше меня!

– Одна ошибка ещё не говорит о том, что всадник некомпетентный!

– А что об этом, по-твоему, говорит? Ты вообще представляешь, что будет, если у нас упадут рейтинги в FEI? На какие шиши я тогда вас всех буду содержать?

– Да кто сказал, что они упадут? Девочка новенькая, да, у неё плохая школа, но мы переучим, в этом нет никакой проблемы! Она же даже месяца с нами не занимается!

– Вот именно, она у нас меньше месяца! А ты её взяла – под свою, позволь тебе напомнить, ответственность – на чемпионат округа! На Даре! Может, мне её снять с завтрашнего маршрута, пока не поздно? Пока у нас есть ещё хоть какие-то рейтинги?

– Марин, мы же обе с тобой видели, что девочка талантливая, что ей не хватает только техники, что она нашла подход к коню…

– Да у неё одно издевательство, а не подход! Посмотрим, как ей бы понравилось, если бы её так колотили!

– А вы попробуйте, – звонко сказала Этерина, вдруг оказавшись прямо за спинами взрослых. Мы с Алёной, растерявшись от неловкости, околачивались за ней.

Марина Станиславовна дрогнула и обернулась на нас, окатив Этери недружелюбным взглядом.

– Мы с тобой, Витальченко, потом поговорим…

– Нет, Марина Станиславовна, мы поговорим сейчас, – я слышала, как дёргался голос Этери.

Ну все. Сейчас её прорвёт.

– Мы поговорим сейчас, и вот, что я вам скажу. Да, у меня не такая техника, как у ваших сопливых девчонок. Да, я жёстко обращаюсь с лошадью – но не жёстче, чем любой выездковый спортсмен. Не жёстче, чем положено.

Ольга Николаевна, оторопев, видимо, от наглости и фамильярности, смотрела на неё исподлобья.

– Да, я ошиблась сегодня на маршруте, да, ошибка была страшная, и да, ответственность за неё полностью на мне. Но кто, как вы думаете, довёл лошадь до того, что она отказывается слушать элементарные команды? Вам напомнить, что Антон может остаться калекой на всю жизнь из-за вашего Дара?

Мы с Алёной переглянулись. Байка про Антона была второй страшилкой «Белого всадника» и гораздо более свежей: последний закреплённый за ним спортсмен однажды неловко подошёл к Дару сзади, тот испугался и лягнул его в самое лицо. Он был в очках – его несчастье – очки разбились, осколок рассёк ему кожу вокруг глаза. С тех пор Антона никто не видел, но поговаривали, что он останется со шрамом на всю жизнь и будет похож на голливудского злодея. Собственно, поэтому-то я очки на конный и не носила.

– Ты задаёшь вопросы, о которых понятия не имеешь… – вставила Марина Станиславовна.

– О чём, Марина Станиславовна, я понятия не имею? – Этерина практически кричала. Мы с Алёной стояли за её спиной как вкопанные. – О заездке лошадей я понятия не имею? Так может, это вы об этом никакого представления не имеете? Раз после случившегося с Антоном вообще подпустили к Дару ребёнка? Когда вы в последний раз сидели в седле вообще?

У директрисы отвалилась челюсть. Мы, обречённо переглянувшись, молились, чтобы Этери сейчас же заткнулась и извинилась. Мы обе не могли произнести ни слова: громкий голос Этерины сковал нас и оставил прятаться за её спиной. Мы стали единым целым, мы втроём, и сейчас, когда Этерина летела в глубокую пропасть, мы молча летели вместе с ней.

Только Ольга Николаевна сохраняла спокойствие. Она всё так же смотрела на Этери снизу вверх, засунув руки в карманы своей любимой тёмно-синей жилетки с розовым замком.

– Да я… Я двадцать пять лет в конном спорте! – вдруг взвизгнула Марина Станиславовна. – А ты что? Тебе, девочка, ещё расти и расти, чтобы со мной на равных разговаривать! С твоей техникой ты в итоге превратишься в позорище, а не в великого спортсмена!

– А вы мне не тренер, чтобы мою технику оценивать! – отрезала Этерина и вдруг затихла, встретившись взглядом с Ольгой Николаевной.

Повисло молчание. Все понимали, что разговор был на нервах и сгоряча. Марина Станиславовна потирала переносицу правой рукой, мы с Алёной так и стояли с выпученными глазами, Этерина переводила дыхание.

– А теперь послушай меня, – отчеканила тренер. – Если ещё раз я услышу от тебя подобный тон в адрес старших, ты вылетишь отсюда пинком под зад, и я сделаю всё – запомнила? – всё что в моих силах, чтобы в Югре ты ни на одной конюшне даже появиться не смогла.

Я уже закрыла глаза, представив, как сейчас разорётся Этерина. Но она почему-то промолчала. Когда я осторожно открыла один глаз, чтобы оценить ситуацию, она пристыженно смотрела в пол.

– Я тебя защищаю перед Мариной Станиславовной не для того, чтобы ты нам обеим хамила прямо в лицо, – продолжала Ольга Николаевна.

– Тебе дали лошадь, привезли сюда, в Ханты, – несколько обиженно поддакнула директриса.

– И либо ты слушаешь, что мы тебе говорим, либо делаешь по-своему и возвращаешься в свой Воронеж и там объезжаешь диких лошадей, – отрезала Ольга Николаевна. – Ну? Что выбираешь?

Этерина буркнула что-то нечленораздельное. Я поразилась: как быстро она загорелась и как мгновенно потухла, стоило только Ольге Николаевне окатить её своим фирменным ледяным тоном!

– Ну вот и замечательно, – Ольга Николаевна растеклась в своей любимой фальшивой улыбке, которая была настолько неприятной и отталкивающей, что поёжилась даже директриса. – А теперь извинитесь перед Мариной Станиславовной.

Извинитесь? Во множественном числе?

– Извините, – буркнула Этерина. Алёна тоже что-то пробормотала. Я непонимающе уставилась на Ольгу Николаевну: мы стояли молча, мы даже не успели понять, что происходит, с чего это мы виноваты в той же степени, что и Этери?

– Я жду, – сказала Марина Станиславовна с видом победительницы и посмотрела мне прямо в глаза.

– А я здесь причём? – вырвалось у меня. – Мы с Алёной молча стояли, это Этери…

Я осеклась, встретившись взглядом с Этериной. Её зелёные глаза как-то нехорошо сверкнули, и я потупилась.

– Извините, – сказала я.

– Вот, уже лучше! Марина Станиславовна, как мы накажем наших маленьких бунтарок?

Директриса просияла:

– Десять кругов для каждой по плацу. И выдраить гостевой отдел конюшни: пыль с решёток, денники, коридор. Чтобы тут всё сверкало к утру. С руководством я договорюсь.

Солнца на небе не было видно, но это не мешало ему играть яблочными бликами на буром крупе Хеппигуль.