Коллектив авторов - Космос: выходя за пределы

…скатилось за кайму – и съедено кайманом,
и ночь сошла ко мне…
На россыпи светил, подёрнутых туманом, —
сгорающих камней
мгновенные следы. Под шелест монотонный,
с мерцающим «прости!..»,
летят к пустым садам осколки Фаэтона
по Млечному Пути.
Не могут погодить, на час угомониться
кусачие шмели,
кусочки на лету разбитой колесницы
ровесника Земли.
И доблестно, под стать сеньору из Ламанчи,
навстречу мчимся мы,
а свет окрестных звезд неярок и обманчив,
и скоростью размыт…

…Всё – за гранью речённых фраз:
мощно, грозно – и слишком много…
Видишь это, как в первый раз,
как ребёнок, открывший Бога —
светят млечные рукава,
льют запоздавшее к нам былое.
Вдох – и кружатся голова,
степь и неба гиперболоид…
Время звёзд… Запрокинув лицо,
отстраняя ум прозорливый,
смотришь в То, Что было Яйцом
прежде времён, до Большого взрыва,
когда – себе и папа, и мама —
лежало в нём эмбрионом скорченным, —
и впору зарезаться «бритвой Оккама»,
набраться всклянь из Медведицы корчика…
Было ли Слово, венец венцов,
что раскололо вселенной дрёму,
произведя истоки концов,
первопричины и палиндромы
«ovo», «око», «оно» и «боб»,
плюс – светил драгоценное просо?..
Чёрная курица, знак хаоса,
зрелым зерном набивает зоб,
чтобы потом яичко снести…
Жадно лакает галактик лужицы
Лев июля… И не вместить
сладкий ужас… А небо – кружится!..
Множатся стрелы – и блики зерцал [4] Доспех (прим. автора). ,
чёрные дыры – и горняя Слава!
И, называющее Отца,
в сердце звучит арамейское «Авва» —
звеньями звонов, музыкой сфер
под молоточками ксилофониста,
нотой знамений, идей и вер!
Светел полуночный склон кремнистый,
блещет неогранённый щебень
в теле тёмного кимберлита…
Как лучезарен, велик, волшебен
Мир!.. Но превыше всего – сокрытое.
Зримые искры – бренные суть…
Близок крупитчатый Млечный путь,
летним теплом створоженный,
шёпот звёзд не даёт уснуть…
Два ковша – беспредельности жуть
льют из пустого в порожнее…

В палевой дымке на тихом Донце,
не ослепляя прищуренных глаз,
падает в пойму солнце,
светлый латунный таз.
Воды сверкают, как гладь солонца.
В очередной из бесчисленных раз
валится в плавни солнце,
жёлтый прозрачный страз.
Загустевает дневная ленца,
бледно лучится заоблачный газ,
спелое манго-солнце
вовсе уйдёт сейчас.
Но на медовой заре – до конца,
может быть, в профиль, а может – анфас
лик умилённый солнца
ласку струит на нас…
Убраны в темень ночного чепца
протуберанцев роскошные космы,
над головою – Космос
с запахом чабреца.
Там, огневой бахромой шевеля,
сонно, рассеянно и благосклонно
смотрит Светило, как блёстка-Земля
следует по небосклону.

Солнце встало над землёй,
словно глаз Большого Брата.
Бел туман скользит змеёй,
зыбким облаком обрата.
Удивительный паркет
озера натёрт до блеска.
Обещал парад планет
Млечный Путь, седой и дерзкий.
Отшагают свой маршрут,
оживив движеньем вены,
и Юпитер – милый плут,
и безрукие Венеры,
и несносные юнцы —
сыновья июльской тучи…
И сорвёт свой купол цирк
жестом ловким и могучим.
Чёрной ниткой мулине
лакированные птицы
вышьют небо ришелье,
очертив его границы.
Заморочат все ходы
королю, взломав пароли:
тесно правилам игры
в чёрно-белых клетках поля.
Разольются паруса
по ветрам крылатой гладью,
острой солью набросав
утонченность летних платьев.
Чтоб вовек не перестать
колеса глухого скрипу,
к звёздам выпустят десант
желторотых звонких скрипок.
Звук подарит торжество
скромным нотам-недотрогам,
возомнят себя листом
узкие ладони слога.
В увяданьи лепестка —
траектория полёта
снежной пыли на висках
вечного круговорота.
Отстучит в окно февраль,
март, апрель, обед и ужин.
Пожелтевший календарь
сединой ночей простужен.
Упадёт на темя крыш
хлопьями больничной ваты
перепуганная тишь
с сердцем чёрного квадрата.
Пульс аорты у гитар
с вечера закат настроит
и закроет до утра
солнца яблоко глазное.