Андрей Клепаков - Приманка

– Насмерть он его, что ли, этим дерьмом василиска заварил? – проворчал я, пытаясь выковырять камень.

– Погулять собрался? – услышал я голос демона за спиной, выругался шепотом и спросил:

– Так вроде пока сирены нет, не запрещено?

– Не запрещено, не запрещено, – кивнул демон. – Вот поговорим и выпущу.

Бросив ковырять камень, я вернулся на матрас.

– О чем вы хотите поговорить?

– Вспомни, как ты девушек охмурял?

«О господи! – подумал я. – Оказывается, черти тоже с ума сходят».

– Ну-у, – протянул я, задумавшись, и замолчал, вспоминая.

– Ну? – требовательно спросил демон.

Я пожал плечами.

– Да особо и не охмурял никогда. Они как-то сами охмурялись. Или не охмурялись, – я замолчал.

– Ну чего-то ты же делал?

– Ну да. Цветочки дарил, комплименты говорил, в театры приглашал, по кафе-ресторанам водил, – я снова пожал плечами.

– И все? – недовольно спросил демон.

– А чего еще? Вроде все. Оно само как-то происходило. Охмурение это.

– Вспоминай, вспоминай, – велел демон.

– Ну да, само, – кивнул я. – Усилий почти и не требовалось. А если сразу не охмурялась, то чего бы потом ни делал, ей все пофиг было. Не охмурялась. А вам зачем?

– Здесь я вопросы задаю. Ну-ка вспомни мне примерчик вживую.

– Какой? Как охмурялась или как не охмурялась?

– Оба давай.

Я вспомнил.

– Так с шоссе ты из-за нее слетел?

– Не помню, – пожал я плечами.

– Все ты помнишь. Из-за нее, – кивнул демон. – Сколько с вами, людьми, работаю, столько убеждаюсь, дерьмо эта ваша жизнь. И чего вы так за нее держитесь? Ладно, молодец, иди гуляй.

Каменная пробка с грохотом ввалилась внутрь.

– А если я вернуться не успею, когда сирена заработает, что будет? – спросил я. – А то в прошлый раз я даже «а» сказать не успел, как волной накрыло.

– Пистон получишь, а больше ничего не будет, – засмеялся демон.

– Как же так? Вы говорили, что на нейтрино разлечусь, монады лишусь своей.

– Ты чего, дурак? – демон с удивлением посмотрел на меня. – Шуток не понимаешь? Ты в Аду, кто ж тебя отсюда выпустит? И с монадой твоей случиться ничего не может. Ты путем страдания идешь сквозь вечность до самого Рая, если дойдешь, конечно, – демон снова заржал. – Да и в Раю, что-то мне подсказывает, тебя ждет то же дерьмо, только вид сбоку.

– А Будда? Самадхи, нирвана? – спросил я.

– А нирвана для буддистов. А ты кто? Адвентист седьмого дня, вот и жди своего пришествия в субботу.

– Я не адвентист, я… – я запнулся в определении своей конфессиональной принадлежности.

– Вот видишь, даже не адвентист. Ты вообще не пойми что. Грешная душа общего режима европейской группы, неясной конфессиональной ориентации от мормонов до староверов, включая умеренных атеистов. А фактически – злостный Взяткодатель, Пытающийся Избежать Справедливого Наказания. ВПИСН – вот ты кто.

Демон широко развел руки.

– Все вы тут вписны, – крылом он вытер выступившие от смеха слезы.

Я промолчал, удивившись подобной классификации – вписн. Что-то неприличное послышалось мне в этом термине.

– Ладно, вписн, иди гуляй, пока тихо, только далеко не отходи, а то и правда огребешь люлей.

И демон исчез.

Я выбрался наружу. Серенький денек, быстро несущиеся по небу черные тучи.

«Хорошо, дождей тут нет», – подумал я.

Соседний дольмен оказался открытым. Я заглянул. Пусто.

«Где ты ныне, грешная душа?» – легко подумал я об исчезнувшем насельнике.

Каменная пробка в дольмене напротив, занимаемом черной вдовой Еленой, торчала как-то криво.

– Ле-ен! – постучал я по камню. Тишина.

– Лен! Это я, Андрей, из дольмена напротив. Как ты? Тихо.

Я вернулся к себе, взял мастерок. Подумал и завязал полотенце на бедрах. Мастерком удалось постучать погромче. Все равно нет ответа.

«Раз дырка заткнута, значит, скорее всего, она там», – решил я. Попробовал просунуть кончик мастерка в щель.

Все-таки демонический мастерок – это не мастерок какого-нибудь Джамшута. Острие вошло в щель как в масло, чуть шевельнул, и затычка легко вынулась.

«Странно, – удивился я, с трудом опуская тяжелый камень на землю, – вроде эти пробки внутрь открываются».

Сунув голову в дольмен, спросил:

– Лен, ты как? Жива?

Мне ответил хриплый смешок.

– Нет. Померла давно. Коньяк есть?

– Коньяка нет, – забравшись внутрь, печально сказал я.

Елена куталась в обрывки грязной простыни.

– Шоколада тоже больше нет, – усмехнулась она. – А как ты дверь открыл? Я думала, меня навечно запечатали.

– Твоя пробка теперь наружу открывается, – объяснил я.

– О, как же я ее затыкать буду?

– Я бы мог помочь, да боюсь, когда сирену врубят, мне не до того станет.

Елена подползла на четвереньках, выглянула наружу.

– Может, погуляем? – предложил я.

Однако прогулка не сложилась, Ад же. В нескольких шагах стоял демон.

– Куда собрались, голубки? – спросил он, раскрывая крылья.

– Да вот погулять хотим, пока этих сволочей верхних нет, – заискивающе улыбнулся я.

– Сейчас появятся. Живо по домам, – приказал демон. Елена, вздохнув, послушно развернулась, я же сделал шаг навстречу. Демон вопросительно на меня взглянул.

– Господин Оринас, – начал я, – могу ли я обратиться к вам с просьбой?

– Ну? Это даже интересно, – демон сложил крылья за спиной, а руки на груди.

– Господин Оринас, а можно меня как-нибудь на нейтрино?

Демон засмеялся.

– Ты что, книжку не читал?

– Какую книжку? – удивился я.

– Ну ту, в которой написано, что не надо ни о чем просить тех, кто сильнее вас.

– Читал, конечно, – я пожал плечами. – Я бы отдал все воспоминания. Вообще все, оптом.

– Никогда и ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя! Никогда не придут и никогда ничего не дадут. А если и придут, то исключительно с целью забрать последнее, что у тебя еще осталось.

Демон обнял меня за плечи. Стало жарко, больно и страшно.

– Все твои воспоминания я и так заберу. Вопрос не существующего здесь времени. Пойдем, провожу.

Демон слегка подтолкнул меня ко входу в дольмен.

– Когда я выпью тебя досуха, отправишься в воплощение. Все просто. Полезай. Они вот-вот появятся.

Забравшись в дыру, я оглянулся. Дольмен Елены был заткнут пробкой, демон исчез.

– Сволочи, – устало подумал я.

Устроившись на матрасе, я вспомнил упоительное чувство свободы, охватившее меня, когда понял, что моя жизнь оказалась исчерпана. Что больше ничего не будет, что впереди только старость, болезни и смерть. Я очень четко ощутил тогда, что больше ничего не боюсь. Вообще ничего. Ни смерти, ни жизни, ни тюрьмы, ни сумы. Ни глада, ни мора, ни войны, ни чумы. Прав Будда. Надо все потерять, чтобы ничего не бояться. Ну а если мне будут предложены условия, которые я сочту неприемлемыми, то просто выйду из игры, дерьма-то.