Array Сборник - Ушел, вернее остался. Сборник номинантов на Премию имени Сергея Довлатова. Выпуск 2

Однажды в дверь постучали.

– Кто там? – не отрывая глаз от рукописи, спросил Семён.

– Скажите, пожалуйста, здесь проживает Семён Гольфстримович? – ответил вопросом на вопрос вежливый мужской голос.

Семён обернулся и направился было к двери, но увидел прямо перед собой незнакомца в черном плаще и коричневой велюровой шляпе.

– Простите, как вы вошли?.. – осведомился наш герой, немного растерявшись.

– Это неважно. Давайте сразу о деле.

Гость оглядел комнату и, не ожидая приглашения, сел в старенькое кресло, с которого только что поднялся Семён. Хозяин, не смея возразить, присел на корточки возле стола и приготовился слушать.

– Скажите, вам не надоело быть посмешищем окрестных мальчишек и героем подъездных пересудов? Короче, я готов приобрести всю вашу писанину и заключить с вами очень выгодный договор на владение всеми будущими произведениями. Понимаете? Все, что вы напишете, – будет принадлежать мне. За это я плачу хорошие деньги!

Г ость достал из нагрудного кармана плаща толстую пачку пятитысячных купюр и небрежно бросил на стол поверх исписанных листов:

– Я нечасто вхожу к людям так запросто. Последний раз, помнится, имел удовольствие заказать реквием одному шалопаю. Я не люблю людей, в них слишком много жалости к себе.

– Тогда почему вы не явились Бродскому? – поинтересовался Семён. – То-то был чудак, похлеще Моцарта!

– Иося? Он сам ко мне пришел! И я впервые увидел человека, любовь которого совершенно очистилась от жалости к самой себе. Мы долго беседовали. Тогда же и сговорились.

– Кто вы?

– Э-э, об этом потом как-нибудь. Ну что, по рукам?

– По рукам!

Когда утихли восторженные вибрации восклицательного знака, Семён ощутил внутренний холодок, скользнувший вслед принятому решению от правого плеча к пальцам ладони. Незнакомец исчез, исчезли и все пачки рукописей с антресоли шкафа.

«Может, оно и к лучшему», – подумал Семён.

На пустом столе лежала вызывающе толстая пачка ассигнаций. Он дотронулся до верхней купюры. Приятное скольжение человеческой кожи по лощеной поверхности новенького денежного знака заставило его призадуматься.

«И что же теперь, – спросил он сам себя, – выходит, я продан?..»

Сочинитель прогнал неприятную мысль, сел за стол и попытался что-то писать. Но на первой же букве вечное перо скользнуло между пальцами, издало жалобный писк и разломилось надвое.

«Ре-еквием!» – ворвался в комнату крик потревоженной птицы. Пламя свечи метнулось и погасло. К потолку от фитиля потянулся, приплясывая на сквозняке, сизый дымок.

Семён встал, подошел к окну и посмотрел во двор. На сухой ветке единственного нераспустившегося дерева сидел огромный черный ворон и коричневым клювом чистил крыло, хмуро поглядывая по сторонам.

И снится Дарвину сон.

Он, большая, начиненная остриями рыба, просыпается среди зарослей гигантского камыша и медленно, шевеля боковыми плавниками, начинает движение с мелководья в зеленую глубину лагуны.

Он долго спал. Его желудок переварил все до последнего катышка от вчерашней охоты. То была охота! Вязкая серебристая гадина ускользала в розовую тину глинистого травертина и одновременно пыталась алмазной пилочкой зубов надкусить Дарвину трахею между передними плавниками. Ему все же удалось обхватить железной пастью чуть ниже головы этого мерзкого угря, сжать челюсти и тем завершить долгую и изнурительную работу. Вкуснятину пришлось караулить несколько лун, пока не наступил благоприятный момент схватки.

Так думал Дарвин, впрочем, не думал, а скорее ощущал причинно-следственную связь с прошлым, которая, как первая натуральная эманация, досталась ему в наследство от океанических прародителей.

Зеленая муть лагуны в этот ранний час была еще пуста. Простейшие микроорганизмы копошились возле куска хряща, недоеденного кем-то с вечера.

«Интересно, кто его спугнул?» – подумал Дарвин и поймал себя на мысли, что рассуждает. Раньше он никогда не задавал себе никаких вопросов, а просто убивал и ел. Он совершал все действия рефлекторно потому, что анализировать происходящее ему было просто нечем! Теперь же, с появлением вариативного аппарата, он мог предвидеть свои действия, и это давало ему определенную свободу в выборе манеры охоты.

Где-то там, наверху, за кромкой жизни и смерти, уже встало солнце и осветило зеленую глубину лагуны. Дарвин почувствовал, как натянулся у него внутри под позвоночником простейший желудочно-кишечный тракт, сообщая на уровне бессознательного, что пора прекратить это аналитическое ничегонеделание и начать реально охотиться.

«Да, материя первична!» – напоследок сделал открытие Дарвин, раскрыл боковые плавники и устремился на глубину, где вчера приметил неказистого рачка, которым несложно было бы поживиться…

Родился 22.10.1943 в г. Уссурийске. Доктор технических наук, профессор, завкафедрой теоретической и прикладной физики Новосибирского государственного аграрного университета. Заслуженный работник высшей школы РФ.

Член Союза журналистов РФ, член Интернационального Союза писателей.

Издал более 20 книг рассказов, поэм и стихов, повесть и роман.

Мы сидели вечером у костра на берегу озера. Исходив на вечерней зорьке не один километр по переувлажненным камышовым зарослям и нагулявши досыта собак, после ужина не хотели еще спать, но и что-то требующее усилий выполнять уже не было сил. Насытившись и напившись крепкого горячего чая, мы рассказывали анекдоты, были, истории… Рассказы были по-своему интересны и примечательны, а мы – рассказчики и слушатели, по-разному одаренные артистизмом и способностью передавать услышанное или пережитое, – старались в спокойной и доступной манере, с выражением преподнести версию своего или чужого жизнеописания.

Как-то незаметно тема рассказов приобрела направленность «судьба, рок, неизбежность». Все истории, выдаваемые нами одна за другой, строились вокруг освещения именно этого непонятного для человека явления – безысходности судьбы и невозможности предотвратить ее тайное, но властное действо… Один из рассказов потряс нас до глубины души. Поведал его нам Николай Васильевич, ветеран войны, крепкий еще дед, мудрый и весьма уважаемый в нашей компании человек.

А случилось с ним это все сразу же после войны. В ту пору он, молодой боевой офицер, возвращался с фронта домой. Родители у него жили в деревне, и он на перекладных постепенно, шаг за шагом, проходя за день по грязной, разбухшей после дождя дороге по двадцать пять – тридцать километров, неуклонно приближался к заветной цели.