Сергей Коняшин - Рассказы студенческих лет

– А мени обидно. По несправедливости, – вполголоса продолжал украинец, вызывающе вонзая в Захара свои острые зрачки, – у звязку с чим тоби можна, а мени не можна? Я поцикавлюсь.

Захар достал из карманы новые немецкие часы, которые вез в подарок младшему брату, последний раз взглянул на них, вспомнил, как тяжело они ему достались, и небрежно швырнул борцу за справедливость. Тот с наглой усмешкой поймал их и, самодовольно вздохнув, отвернулся к стенке.

– Что-то случилось? – спросила Настя, замечая раздражение на лице Захара, когда тот вышел из барака.

– Один хохол настучать хотел, конопатый такой. Пришлось ему часы отдать, которые Славке вез.

– Не переживай, – попросила Настя и добавила, видимо, поняв, о ком идет речь. – Не стоит того этот самострел несчастный.

– Самострел? – удивился Захар.

– Ну, не совсем, – поправилась Настя. – Когда взяли Паневежис, немцы несколько вагонов с фаустпатронами бросили. А этот с товарищами решили по дурости ими какой-то сарай расстрелять. Стабилизатор оторвался – и ему в руку. Из-за них еще командира разжаловали.

– За то, что не уберег?

– Нет. За то, что его солдат с пятнадцати метров в сарай не попал.

Захар засмеялся. Настя мечтательно улыбалась, наблюдая, как он смеется. Они шли в сторону леса. Там было темно и свежо, в погасшем летнем небе блестели миллионы звезд. Когда Настя улыбалась, две самые яркие из них отражались в ее глазах. Она достала маленький сверток.

– Это Увайс оставил, а я тебе с тех пор не отдала. Подумала, что в бараке будет неудобно.

В свертке были два крупных куска сахара. Захар отдал больший кусок Насте, а сам быстро разгрыз и съел меньший. Настя всегда ела долго, но на этот раз, видно, торопилась. Захар снова рассмеялся:

– Настька, ты знаешь, что на бурундука похожа?

– Перестань, – сказала Настя и ударила его по плечу. Она хотела, чтобы Захар воспринимал ее всерьез, но всегда оставалась для него маленькой и смешной подружкой.

Настя доела сахар и отряхнула руки. Захар почувствовал, как похолодало, и подтянул ее к себе:

– Не мерзнешь?

Несколько минут лежали в высокой душистой траве, рассматривая неровные столпотворения звезд в черном небе. Было слышно, как бьется сердце каждого. Одна звезда упала.

– Мы увидимся после войны? – спросила Настя. – Нам с тобой нельзя расставаться, у нас кроме друг друга больше никого нет, – и тут же умолкла.

Захар понял, что она проговорилась, но даже не вздрогнул. Ему стало все ясно еще при первой их встрече. Настя плакала на его груди. Он ни о чем не спрашивал. На войне быстро привыкаешь обходиться без подробностей.

– Конечно, увидимся. Давай в полдень пятнадцатого числа первого месяца после окончания войны возле школы напротив нашего дома.

– А если у нас с тобой потом будет сын, – прошептала Настя, – давай назовем его Захар.

– Хорошо, – согласился солдат, удобнее поправляя ее голову на своем плече, – а если дочь – Настя.

– Правда? – она подняла голову, и большие голубые глаза ярко заблестели в ночном сумраке.

– Правда, – заверил Захар, целуя ее в сухие теплые губы, – я обещаю.

На следующий день Настя сгорела в студебекере, расстрелянном из минометов эстонскими националистами…

– Ну, так что, боец, расскажешь? – переспросила Таня, пододвигая к себе кастрюлю с бараниной, замаринованной на шашлыки.

– Да что тут рассказывать, – вздохнул Захар, передавая ей шампура – до войны я в Сибири жил. А после войны сюда приехал. Думал сначала, просто так, в гости к Увайсу, а потом и совсем остался. Вот и все, – просто закончил он, подбрасывая полено в угасающий костер.

– Не кидай больше, – посоветовал Увайс вполголоса, чтобы не разбудить жену, уснувшую у него на коленях, – их ведь на углях жарят.

Таня стала насаживать мясо на шампуры. Захар выкатил из огня полено и отложил в сторону.

– Что теперь будете делать? Думал уже? – спросила Таня Увайса.

– Не знаю, – безразлично ответил тот, поднимая глаза в посеревшее небо, где уже повисли несколько первых звездочек. – Богу доверимся, и видно будет.

Неделю назад по ложному доносу его уволили с завода, которому он отдал пять лет непростой послевоенной жизни. Эта работа была единственным средством к существованию для него и жены Лейлы, носящей под сердцем их будущего ребенка. Кроме того, Увайс умудрялся изыскивать из своего скудного жалования кое-какие средства и для родителей, живущих в другом ауле.

Все началось два года назад, когда его старший брат Мавлад убил школьного завуча, убежденного атеиста и алкоголика, за то, что тот заставил его восьмилетнего сына в рамадан есть бутерброды с салом. На семью наложили тавро неблагонадежных. Мавлада при невыясненных обстоятельствах застрелили в тюрьме. А на прошлой неделе под замес попал и Увайс. Теперь они с женой в прямом и переносном смысле остались без гроша в кармане. Хорошая Лейлина подруга молодая медсестра из местной больницы Таня пригласила их в горы на шашлыки. Это единственное, чем она могла помочь, поскольку знала, что денег из ее рук они не возьмут. Ей и самой не всегда хватало.

Увайс заметил, что Лейла проснулась, и помог подняться. Она была на шестом месяце, и ей уже требовалось повышенное внимание.

– Давайте, я помогу, – предложила Лейла, заметив, как Захар с Таней нанизывают мясо на шампуры.

– Да сиди уже, – ответил Захар, – отдыхай. Мы сами.

– Ну, пожалуйста, – попросила Лейла, – мне нравится накалывать.

В кастрюле остались последние четыре куска. Захар дал доделать Лейле. Увайс остро заточенным штык-ножом начал строгать рогатины для мангала. Таня спустилась к реке вымыть кастрюлю. Лес приятно шумел. Луна осторожно выглядывала из-за сизых облаков бледным полумесяцем.

Установив над костром мангал, Увайс и Захар ушли бросать штык-нож в деревья. Лейла заботливо гладила Танины волосы, разбросанные по ее коленям. Таня лежала с закрытыми глазами, положив голову на ноги подруге. Мясо приятно шипело, роняя горячий сок и распуская душистый запах вокруг мангала. Она встала и брызнула водой на поднявшиеся языки пламени. Угли яростно фыркнули, выбросив снопы пепла и искр. Таня положила флягу и заметила слезы на Лейлиных щеках. Она обеими руками обняла подругу.

– Я не знаю, как мы будем жить дальше, – говорила Лейла, – и не знаю, как мы будем кормить себя и ребенка.

– Не плачь, успокойся, – взмолилась Таня, она была намного младше своей лучшей подруги и не знала, как себя вести, – мы что-нибудь придумаем. Увайс и Захар придумают. Они всегда что-нибудь придумывают, – хотя прекрасно понимала, что их обложили, и они уже ничего не придумают.

– Давай я с Арамом Вартановичем поговорю, – предложила Таня. – Это наш главный врач. У него брат на автобазе начальником работает. Может, чего получится.