Владимир Елизаров - Mein lieber friend

– Багдади – это в Грузии, – уточнил я.

С того момента он невзлюбил меня. Всячески подкалывал. Но я не велся. Плевать я на него хотел.

Утренний обход. Как она вошла – я так и обалдел. Я и не думал, что врачи бывают такие. Поздоровалась. Присела сначала к толстяку, затем к вертолетчику. У кровати геолога задержалась чуть дольше. Он шутил. Она шутила ему в ответ. Вот же дура! Ну и врачиха нам досталась. Как будто шутить с больными обязательно. Разве она не видит, какой он тупой?

Наконец присела ко мне.

– Ну как дела, мужчина?

– Хорошо.

Ее руки коснулись моего живота. Я непроизвольно вздрогнул.

– Больно? – спросила она.

– Нет.

– А здесь?

– Нет.

– Не обманываешь?

– Нет.

– Ну ладно.

Кажется, я произвел на нее впечатление.

Все называли ее наша Мэри. Мэри – хорошо. А наша – нет. Я не хотел делить ее ни с кем. Наверное, ей было лет тридцать. Для меня тогда всем взрослым было тридцать лет. Лицо у нее было конечно так себе. Но вот ноги просто класс! У толстяка аж слюни текли от ее ног в чулках на высоких каблуках. Ноги были просто сногсшибательные. И походка тоже. По-моему, вся палата сходила с ума от ее походки. Даже толстяк. А больше всех этот геолог.

– Я ее сегодня накрою, – сказал он.

– Кишка тонка, – усмехнулся вертолетчик. – Ты и Ракшасика грозился накрыть, но так и не накрыл.

– Ставлю свой виноград летун против твоей банки меда что накрою!

– Идет.

Они поспорили. Толстяк разбил.

– Сегодня, – завелся опять геолог, – попытаюсь пробраться к нашей Мэри под крылышко. Не привык спать один.

– И я не привык, – ответил вертолетчик.

– Пожалуй, у этой ноги не хуже чем у Ракшасика.

– Не хуже. Лучше даже.

– У этой не хуже. Сегодня я ее накрою.

– У этой ноги лучше. И запах от нее очень приятный. Чем это она душится? Сначала я его как-то не воспринимал. А потом разнюхал.

– Не сумею заснуть, пока не накрою ее. Вот увидишь летун – она не сможет мне отказать.

В больнице вечер наступает рано.

После ужина я размечтался – представил, как я предупреждаю ее об опасности и в награду встречаю ее в своей постели. Все было очень просто. Она выпивает вина, раздевается и ложится со мной под одеяло. Дальше все было сложнее. Я довольно смутно представлял себе, где взять в больнице вина и что нужно делать со взрослой женщиной в постели. Но… Но в конце концов она то уж должна знать!

Среди ночи я проснулся. Что-то было не так. Подо мной хлюпала липкая теплая жижа. И запах. Запах бил прямо в нос.

Геолог лежал тихо. Вертолетчик похрапывал. Толстяк сопел и ворочался.

Я закрыл глаза. Открыл. Запах. Я обделался. Вот это да!

Наверное, это все из-за червивого яблока.

Я подождал еще несколько минут – может, оно как-то исчезнет? Но оно не исчезало. Что же теперь будет?

Я стянул с себя кальсоны, скомкал простыню. Вытер полотенцем матрас. Засунул все в тумбочку. Полежал немного. Запах только усилился. Стянул у вертолетчика из сумки одеколон. Побрызгал. Меня чуть не вырвало.

Я представил себе картину.

Утро. Мэри входит в палату. Присаживается ко мне.

Начинает принюхивается. Морщит нос. Просто презрительно морщит нос…

Эх! Жаль, что моя болезнь не смертельна. Я готов был умереть. Честное слово. С мертвого – какой спрос?

Выскреб все из тумбочки. Осторожно выглянул в коридор. Никого. Пробежал мимо столика дежурной сестры. Голова немного закружилась. В туалете тоже никого. Включил воду. Эта чертова жижа не так то легко отстирывалась. Пальцы сводило от ледяной воды. Я полоскал и отжимал. Полоскал и отжимал. Наконец коричневые пятна почти исчезли. Я отжал как можно сильнее и двинул обратно. Теперь уж не так страшно – если что скажу – пролил на себя компот. У кабинета дежурного врача на секунду остановился. Там горел свет. Видимо, она не спала. Вдруг дверь открылась – передо мной стояла Мэри.

– Зачем ты встал? – удивилась она.

Я не мог и слова сказать.

– Зачем ты встал? – повторила она.

Я молчал.

– У тебя строгий постельный режим. Тебе нельзя вставать.

Я не двигался.

– Ну?

Я не двигался.

– А ну ка зайдем, – сказала она.

Мы зашли к ней в кабинет.

– Ну? Чего молчишь?

– У меня сегодня моча уже почти совсем белая, – это все что я сумел из себя выдавить.

– Еще не совсем, – улыбнулась она.

От нее веяло неведомым мне ароматом.

– Дай мне руку.

Я дал, другой рукой держа перед собой мокрые кальсоны и простыню.

– Какая холодная рука. У тебя хорошие родители, – улыбнулась она. – Папа такой серьезный.

Причем здесь родители? Причем здесь папа? К чему это она? Наверное, что-то отразилось на моем лице. Разочарование или что-нибудь в этом роде. Она вдруг наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.

Комок застрял у меня в горле. На миг я почувствовал, как проваливаюсь куда-то и краснею. Но только на миг. Моя ладонь все еще была в ее руке.

– Он сказал, что вас накроет сегодня.

– Что?

– Он сказал, что вас накроет сегодня.

– Кто?

– Геолог. Он сказал, что вас накроет сегодня.

– Какой геолог?

– Ну тот… У окна.

Она явно не понимала, о чем я.

– Геолог сказал, что вас накроет сегодня, – закричал я.

Она улыбнулась.

– Иди ложись, дурачок. Ты чего так раскричался?

Меня аж передернуло. Мне вдруг все стало ясно. Она с ним заодно. Она была с ним. С этим геологом. Точно. И с вертолетчиком. А может даже и с Толстяком. Все они заодно.

Я развернулся. И бросился вон из кабинета. Упал на голый матрас. Накрылся одеялом с головой и заплакал.

После больницы к бабуле я уже не вернулся. Родителя забрали меня к себе.

Видимо, тяжелые времена закончились. А может у Бога Иисуса очередь подошла.

Скучал ли я по ней? Конечно. Но недолго. Новые друзья. Новые знакомые. Чуть было не написал новые родители. Ха! А через полгода бабуля неожиданно умерла.

– Почему так рано… Так рано… – плакала мать.

– Все люди умирают когда-нибудь, – утешал я ее. – И бабуля не исключение.

ЁЛКИ ВОТ ИМЕННО

Мы не виделись с Чиной лет пятнадцать, с тех пор, как я перебрался в Куйбышев. А тут вдруг встретились у пельменной на углу Льва Толстого и Галактионовской.

– Слушай, я хочу пельменей, – сказал Чина. – Год не ел пельменей.

Мы заняли столик. Взяли каждый себе по целой порции.

–Тепло здесь, – Чина осмотрелся. Разлил по стаканам водку под столом.

– Представляешь Кент…После учебы распределили меня на завод. Первый рабочий день. Прихожу в отдел кадров. Инспекторша в документы мои уставилась.

– Чинаков? Игорь Иваныч? Так, так …Сегодня какое число Игорь Иваныч? – спрашивает.

А я смотрю на нее. Глаз оторвать не могу.

– Правильно тридцатое, – говорит. – А вы когда должны были прибыть к нам по распределению?

А я хер ее знает. Только плечами пожимаю.