Кира Соболева - Жизнь в деталях

Забудут как страшный сон. Но нет. И вот…

Я сразу поняла, что этот человек возьмет меня на работу. Я не могу до сих пор объяснить почему, но я точно знала, что так будет, стоило ему еще только переступить порог кабинета. Все у нас было хорошо ровно десять минут нашего собеседования. Согласитесь, десять минут – порой вполне достаточный срок, чтобы получить взаимное удовлетворение и разойтись до новых встреч. Потом было много криков, ругани, истерик. Не моих. И то хорошо. Отчего? Потому что, даже если ты продаешь людям всего лишь билеты в театр, а для этого пишешь тексты и подбираешь фотографии, не надо как лучше, не надо талантливо, надо просто хорошо. А что, если ты не можешь просто хорошо? Что, если каждая строчка для тебя – это часть твоего мира? Даже если этот мир уродлив и неказист… этот мир театра.

Уродлив и неказист. Написала как клеймо поставила, аж самой смешно, но все же именно так. Казалось бы, ну где должно быть место для отдыха души, где человек может насладиться искусством, понять его, подумать о серьезном? Конечно, в театре. Нет, не в твоем домашнем туалете, где на полу лежит затертый томик Ницше, а в театре. Но когда ты оказываешься в этом самом театре за кулисами, да, да, с теми же самыми своими Рахманиновым, Ибсеном и Григом, с Дали и постмодернизмом, понимаешь, что, может быть, лучше томик Ницше?

Один худрук, который спит и видит, как бы установить свой бюст в фойе театра перед директорским кабинетом, помнится, кричал: «Она „Фолтын“!». Ну, помните, у Чапека? Да, да, тот самый. А знаете отчего? Потому что в день памяти прекрасного актера я написала о нем статью, в память… Мне предлагали приехать к нему в гости, а я не успела… Бывает так, что не успеваешь что-то сделать, а потом жалеешь всю жизнь. Вот я и написала, а этот «гений» от искусства, который на своей сцене, если посмотреть на его творчество не через призму «придворной» лести, а прямым взглядом, не смог поставить ничего достойного… На своей сцене – я акцентирую ваше внимание на этом нюансе, потому что до нашего «знакомства» в стенах театра я считала, что этот человек крайне талантлив, и смотрела все его спектакли на «чужих» ему сценах. Так вот, воспринял он эту статью как тонкую иронию в свой адрес… Нехорошо ли получилось? Не думаю. На воре шапка горит, так сказать. Раз была такая буря эмоций, значит, и он чего-то не успел. Может быть, не успел побыть человеком. Бывает такое, живешь, все о творчестве думаешь, а потом оглядываешься и понимаешь, что самого важного не успел – быть человеком.

И разве не театр должен давать ответ на этот вопрос: как быть человеком с большой буквы? Конечно, он, а еще литература, а еще журналистика, та самая публицистика. Все они должны, просто обязаны. Иначе зачем вообще они существуют? Спустя четыре года я не могу ответить на вопрос «зачем?». Теперь уже не могу. Мой ответ потерялся в закулисьях и в текстах новых пьес.

Не буду врать, я не слежу за конкурсами и литературными премиями. Не было за эти годы у меня времени следить за ними. Но я вижу, что у нас ставят. Я писала об этом каждый день в течение долгого времени. И мой вопрос «зачем?» становился все громче, а ответ – все тише. Зачем в театрах матерятся со сцены? Зачем пишут пьесы, где есть мат? Хочется выйти на улицу, дойти до родных пенатов, найти там «творца» и задать только один вопрос. «Ты знаешь, что на самом деле значит ЭТО слово?» Не знаю, как оцените шансы правильного ответа вы, а мои оценки колеблются от десяти до двадцати процентов. Если я не ошиблась и услышу «нет, это же просто мат», вот что делать тогда? Это что, необразованность? Это нежелание задумываться о чем-то более глубинном? Преступная халатность? А если скажет «да», то что же тогда выходит? Что он специально искажает смысл, понятие. В этом, что ли, теперь у нас заключается искусство на сцене и в литературе? А когда курят? Ох, бедняги из минздрава все развешивают на стендах плакаты о вреде курения, а тут приходишь в театр, а там табачная завеса висит. Красиво. Толково. Современно. В тренде.

Или вот, сижу я ночью, оцениваю мероприятия. Это отдельная песня в моей трудовой деятельности, и о ней будет в общем теле повествования. Суть не в том. За окнами ночь. Сижу, выставляю характеристики, и тут бац – не знаю я этого произведения. Не знаю и все. Ну, что делать? Надо срочно читать. Немедленно. Я ж не могу оценить, не зная. Лезу. Боже мой. Через пятнадцать минут после того как пьеса закончилась, мой левый глаз дергался в конвульсиях. Мне, конечно, знакомо понятие «социальная драма», я, конечно, понимаю, что надо и в театре, и в литературе поднимать злободневные темы. Но, господа. Побойтесь бога. Зачем мне еще одна чернушная криминальная хроника в исполнении студенческого драмкружка? Если я захочу прочитать о том, в каком прекрасном и удивительном мире мы живем, я открою Yandex, Google или любую из существующих версий электронных газет. Я загляну в квартиру к соседям, послушаю рассказы моих знакомых. Хотя если послушать их рассказы, то многие современные шедевры покажутся просто какой-то дешевой подделкой. Они и так не очень-то…

Можно справедливо возмутиться: кто мне дал право подобным образом судить? Сама не пишет (пишу, кстати, и не только стихи), работает – билеты продает, пусть и через рассылки рекламные. Для начала – накипело. И как у зрителя, который получает вместо качественного творения отрыжку искусства, или искусственную отрыжку, в общем, какую-то подделку. И как у человека, для которого классика не пустой звук. Вот порой меня спрашивают: «Фенек (кто-то говорит Лисец – от Лисы и Песца), ты чего не издаешься?» А я стою, смотрю и думаю, как правильно ответить, чтобы не обидеть. В журналистику не пошла – продаваться не захотела, не поверила в систему «мы против власти», да и во власть не очень верю (Лорд Генри с его безграничной иронией – плохой пример для подражания, а Уайльд в целом слишком хорошо учит думать). Не против быть надо, а за… За народ, за Родину. За свое прошлое, за свои традиции, за свое достояние. За то, чего уже днем с огнем не сыскать. Не стала публиковать свои стихи и произведения почему? Да просто каждый раз, когда мне приходит такая мысль в голову, я вспоминаю свою маму – женщину строгих нравов, идеального вкуса, которая, откладывая очередной мой лист, говорила: «Ах, милая, не Блок (тут следовал вздох), не Блок». И это было обидно до чертиков. Я не Блок, меня и правда зовут не Саша, а совсем иначе. Но в то же время это было словно лакмусовой бумажкой, говорящей об уровне моего творения. И если уровень был таким, то стоило ли творение нести куда-то в издательство? Конечно, нет.

Правильно это, неправильно – каждый ответит по-своему. Я со временем стала «злой». Теперь я знаю, что не несу свое в «печать» еще и потому, что «лежать» рядом с новомодными шедеврами из серий боевиков, городского фэнтези и даже рядом с «правдивыми» историями сегодняшнего дня я не хочу. А стоять сиротливым томиком никому не нужной поэзии? Нет, вот у меня есть знакомая Саша. Бес. Да, ее знает узкий круг поклонников, ее стихи издают. И никто не знает, кем она работала до, что она ездила по городам и весям, читая со сцены свои стихи… И я горжусь, что есть такие люди. Они стремятся к мечте. Станет ли она классиком? Не думаю, что ее волнуют такие вопросы, что она думает о том, что случится с ее стихами через пару сотен лет. Она просто творит. И это прекрасно. Хочу ли я стать классиком? Тут вспоминается отчего-то Лукьяненко с его «Осенними визитами», где звучит примерно такая фраза: «не дай нам бог жить в мире, который придумают дети и писатели». Вот это близко к моему отношению в вопросе «стать классиком» – не дай бог этому миру признать меня классиком.