Игорь Михайлов - Вторник. №16, ноябрь 2020. Толстый, зависимый от дня недели и погоды литературно-художественный журнал

Раньше, когда я был ещё молод, на палубе ставили большую ёлку, которую наряжала вся команда. Было весело. По традиции каждый мог повесить свою игрушку. Некоторые шутники умудрялись оставить на ёлке гайки, ключи, манометры и термометры, даже кусочки угля превращали в смешных зверюшек. За лучшую игрушку давали право поздравить команду у ёлки.

Капитан в каюте тоже ёлочку ставил, а вместо игрушек наряжал её грецкими орехами и конфетами, укутанными в разноцветные золотинки и фантики. Так делали его родители.

Из посёлка уже под утро Капитан обязательно возвращался на корабль. Тогда он бывал навеселе, шумел у себя в каюте, бывало, даже пытался что-то спеть. Но лучше бы он этого не делал. Даже мне, стальному, казалось, что от его пения омуль в Байкале должен скрыться на глубине. Не знаю почему, но он любит повторять: «Мадам, позвольте я рядом посижу», «Мадам, позвольте поцеловать вашу ручку»… Что к чему, какая «мадам», зачем «посижу» – я точно не знаю. Никаких мадамов на самом деле у Капитана на борту не бывало. А за берег я не отвечаю. Но если была, хотелось бы поглядеть, что же в ней такого, чтобы сам Капитан ей ручку целовал!

…Я очень любил наблюдать, как работал старший брат «Байкал». Зрелище, когда он «глотал» железнодорожные вагоны, огромные ящики с грузом, завораживало. Я так не мог. Составы входили на его палубу и скоро терялись где-то внутри – один, другой, третий… А ведь были ещё каюты. Да какие!

Помню, о них Капитан писал какому-то другу Сержу в далекий степной гарнизон Семипалатинск, затерянный в прииртышских степях. Он всегда читал написанное вслух, словно хотел услышать сам, как звучат его фразы. А я всегда запоминал слово в слово: «Серж, такого комфорта, таких кают, как на «Байкале», я не встречал на других судах: самые дорогие, естественно, в первом классе. Там есть уже отдельные комфортабельные уборные с патентованными английскими умывальниками. В каюте холодная и горячая вода. А ещё, друг мой, на этом пароме-ледоколе есть царские комнаты… (Ишь ты! Царские каюты! – с завистью подумал я тогда, слушая Капитана. – Ну да ладно, на то он и старший брат!).

…Я, конечно, сомневаюсь, что государь или его семейство отправятся в наш далекий северный уголок, чтобы специально прокатиться в каютах ледокола, но высокие чины зачастили на Восток, в наши незамерзающие порты. Уже несколько раз приезжал министр путей сообщения князь Хилков, военный министр генерал Куропаткин, так что царским комнатам пустыми не стоять. Замечу, что вообще отделка кают парома-ледокола не бросается в глаза роскошью – типичная английская строгость. Даже в царских мебель такая же, как и в первом классе. Столы и стулья на массивных бронзовых ножках, в стенах встроенные шкафы. Кроме того, в номерах есть спальня, уборная и ванная комната.

Да, забыл уточнить, все эти сказочные номера в носовой части «Байкала». Каюты третьего класса в задней части корабля. Помещения в них так же удобны и хорошо обставлены».

От воспоминаний Ледокол немножко расслабился. Внизу, там, где судно получило пробоину, что-то заскрипело и противно заскрежетало. Но в ту же минуту Ледокол собрался:

– Больно! Неужели воспоминания всегда так болезненны, – подумал Ледокол, – нужно держать себя на плаву и не волноваться. Всё-таки годы. Тружусь почти тридцать лет. Интересно, сколько по человеческим меркам тридцать ледокольных? Слышал от одной пассажирки с собачкой, что её питомцу десять лет, а по человеческим меркам – сорок!

Ледокол задумался.

– На «распил» вряд ли отправят, хотя… Такой стали сейчас по всей Сибири не найдёшь. Не дай бог, понадобится какому-нибудь заводу или колхозу! Обдерут ведь как липку!

Нет, скорее всего, залатают – поставят новый цементный ящик, глядишь, навигацию-другую потянем. А там и капиталку присудят. Кто же, кроме меня, лёд ломать будет – северный завоз, золотые прииски…

Эх, как же хорошо работалось со старшим братом «Байкалом», и даже когда в гражданскую поставили на меня пушки и пулемёты, я не чувствовал страха и одиночества. Знал: брат где-то рядом. Эх, всё-таки странное время было: то красные, то белые мной рулили. Забавные люди, я точно помню, покрашенных не было: на вид обычные, бледные, худые, ещё темненькие, наверное, от солнца. Но когда ругались, обязательно цвет поминали. Я парочку выражений помню: «Ах ты сволочь краснопузая». Или вот это: «Кровопиец золотопогонный»…

Когда брата расстреляли в упор и он погиб в страшном пожаре, я очень страдал и печалился, но мне даже не дали времени, чтобы отойти от этой ужасной трагедии – загрузили за двоих…

А вот теперь, перед Новым годом, на каменной игле торчу. Одно хорошо – для воспоминаний и размышлений времени хоть отбавляй.

Глава 4

Капитан

Совпадения и размышления

Капитан проснулся ночью от ощущения, что, пока он спал, кто-то рядом что-то вспоминал, и эти воспоминания каким-то образом касались и его тоже, поминал его тоже.

В каюте было темно, но щель в дверке буржуйки показывала огонёк. Он был несильным – почти всё внутри прогорело, но вполне хватало, чтобы в темени можно было различить ближние предметы и саму печурку. Странно, но ощущения «перебитого» сна не было. Как ни крути, переживаний хотя и много, но работы точно поубавилось, вот тебе и время для воспоминаний.

Отчего-то вспомнился июль 1900 года. Двадцать пятого числа спускали на воду его Ледокол. Это что же получается, почти в одно и то же время полярник Колчак писал письмо в Лондон о заказе на изготовление оборудования для своей экспедиции, а Ледокол окунулся в байкальские воды?!

Капитан подбросил уголька в буржуйку, зажег керосинку и полез в свою «вспоминательную» книгу.

– Ну точно, вот, письмо Колчака двадцатого марта тысяча девятисотого года. Ледокол ещё на стапелях стоял, правда, уже во всей своей красе, осталось только имя написать – «Ангара». Как же много совпадений между ледоколом и человеком!

Капитан внимательно следил за экспедицией Колчака, которая задумывалась для поисков таинственной Земли Санникова. Она вышла из Петербурга 8 июня 1900 года. Экспедиция по поиску Земли Санникова стала фактически экспедицией по спасению Толля.

Барон Толль изучал Ледовитый океан к северу от Новосибирских островов, но арктические условия сложились самым неблагоприятным образом. Яхта «Заря» вынуждена была пробираться к совершенно не обследованным берегам Западного Таймыра. Гидрографических сведений, по словам Колчака, практически не было! Только в 1901 году, когда море вскрылось, «Заря» обогнула мыс Челюскин и пересекла Сибирское море к востоку от Таймырского полуострова.

Спустя время Колчак выступал с докладом в Иркутске в местном географическом обществе. Я был на этой встрече. И я очень хорошо запомнил его слова, произнесенные в конце сообщения: «Относительно барона Толля я ещё раз выскажу, что, зная лично его и условия, среди которых он может теперь находиться, я не считаю его положение критическим, оно серьёзно и может вызвать заботы для облегчения ближайшего возвращения его, но всякое другое мнение, по-моему, преждевременно и, во всяком случае, лишено достаточных оснований. Я надеюсь, что в ближайшем будущем барон Толль лично явится в этот зал и сделает здесь более обстоятельное и более интересное сообщение».