Эмануил Бланк - Сочинения. Том 9. Антидепрессант

– Вот. Видишь? Это я, – на своей фигурке отец поставил ручкой крошечную чернильную точку. С тех пор, в том огромном строю я легко находил папу. Единственное, что было мне несколько неприятно, что отец располагался там далеко не в первых рядах. Не то, что я в детском садике. Видимо время гетто, пришедшееся на его раннюю юность, задержало рост и не дало возможности стать высоким

Идея составления нового фотоальбома пришла отцу незадолго до смерти. Он тогда, в далеком девяносто пятом, только переехал с мамой в милый сердцу Израильский Нетивот. Поступил в хор, стал председателем местного клуба Ветеранов Отечественной, постоянно выступал, рассказывая молодежи на идише об ужасах гетто и боевых действиях против фашистов.

– Хочешь использовать другие фотографии?, – спросил он маму, предложившую для нового альбома свои варианты, – заведи себе отдельный. Мама, конечно, обиделась.

В конечном счете, отец сотворил не альбом. Под стеклом, в солидной рамке, он расположил две дюжины фотоснимков и повесил над своей кроватью. Открывая глаза, он, с самого утра, мог видеть меня в детском возрасте, маму со мною на руках. На том снимке мне всего два года. Я крепко держу в руках большой полосатый мяч, а Мама прижалась щекой к моей счастливой улыбающейся физиономии.

Папы уже, давным-давно, как нет на этом свете. Только на пожелтевшей от времени старой фотографии сохранилась та микроскопическая чернильная точка, которой исполнилось более шестидесяти лет.

Там, еще молодой и бодрый, энергично вышагивает в марше бравый веселый старшина, у которого, все-все, ещё впереди…

В бывшем доме художника Нестерова всегда легко думалось и мечталось. Самого Михал Васильевича, увы, давным-давно, призвали к себе Высшие Миры.

В его бытность, атмосфера позитива и творчества достигла здесь такой густой концентрации, что ни суетные бизнесы, вспыхивавшие то там, то сям, в разных уголках старого здания, ни краснолицые демагоги, произносившие иногда много пустого в больших светлых комнатах с высокими потолками, никак не смогли не то что разрушить, но даже хоть малость поколебать то особое Пространство, наэлектризованное внеземной космической Энергией.

Здание полюбилось многочисленным прижившимся здесь адвокатским конторам, а скорее их клиентам, зачастую, настолько измученным темными жизненными коллизиями, что Душа их, невольно и подсознательно, чувствовала, предвидела, куда-куда, наконец, она может устремиться за помощью и сочувствием.

Люди слетались и продолжают слетаться сюда, как мотыльки на Свет, даруя постоянно высокие заработки, и многим настоящим джентельменам, и редким, здесь, прощелыгам. Худым и толстякам, высоким и не очень.

Уютное здание всегда обнимает и берет под свою сень несчастных, давая, помимо обещанного людьми решения их насущных вопросов, особое душевное тепло и участие, излучаемые стенами, фигуристыми лестницами и белой колоннадой у самого входа.

Сорок третий дом на Сивцев Вражке, спроектированный 26-летним Вячеславом Олтаржевским, и сам, наверное, прекрасно предчувствовал, что через десятка полтора лет здесь поселится художник Нестеров, а его молодой архитектор, помимо легендарного Торгсина, через полвека примет участие в сотворении величественного здания гостиницы Украина.

Несмотря на мой, скорее защитный, скептицизм к нумерологии, я, приравняв этот дом к человеку, с удовольствием заметил, что обладатели номера 43 обожают творить и изобретать новые машины, отличаются хорошо развитой фантазией, становясь писателями, художниками или поэтами. Они всегда готовы помочь как советом, так и определенным действием.

А взамен? Взамен они ничего-ничегошеньки не требуют. Даже обычной благодарности.

Да, дом этот всегда казался мне единственным строением Сивцего Вражка, у которого присутствовало, и радостно-приподнятое настроение, и какая-то золотисто-добрая аура.

Белой колоннадой на розоватом фоне, напоминающей ослепительные женские зубы, обрамлённые модной губной помадой, он резко контрастирует с официозом классической башни сероватого МИДа, тающей порою в сыром тумане осеннего арбатского небосвода…

Из старой общаги уходят девчонки,

Уходят девчонки, уходят мальчишки,

Теперь, не услышат их говоров звонких,

И в комнатах больше не будет картишек

Куда вы несете свои чемоданы?

Вас ждут и дороги, вас ждут и туманы,

С улыбкой навстречу удачам вы крупным,

Успехам помельче, друзьям неподкупным

Вас ждёт там сияющий радостный берег,

Где солнышко светит и мягким подстелят,

Затем, по порядку, пойдут неудачи,

Хоть будут машины, и яхты, и дачи

Но воздух свободы и дружеских песен,

Где скромный очаг для ватаги не тесен,

Где чудо свершалось несмелых объятий,

Остался в стенах, здесь, для будущих братий

Тут звук поцелуев мешался со вздохом,

Движения рук с прерывавшимся охом,

И стон неожиданно, вдруг, прорывался,

И первый рассвет для двоих начинался

Полвека спустя, прихожу я к общаге,

Здесь новые лица, новые стяги,

Но окна глядят на меня, узнавая,

– Тебя-то, мы помним, Тебя-то, мы знаем

Вахтерша руками всплеснула на входе, —

– Мы, здесь, обнимались. Вот в этом проходе.-

И воздух с дымком от простой сигареты

Раскроет нехитрые жизни секреты

Расскажет про сотни похожих историй,

Придумает тыщи серьезных теорий,

Как мылись значки после важных дипломов,

Как стыли зрачки после страшных разломов

Купались значки и звенели слегка,

Внутри у стакана – янтарь коньяка,

То наше собранье с купаньем значков,