Дмитрий Мазунин - Где ты, солнышко, где?

– Ну, что полегчало? То-то же! Еще?

– Нет, нет, нет! Пойду.

Иван обнял его за плечо и, дыша перегаром в лицо, пропел:

– Эх, Коля, Коля, Николай! Сиди дома не гуляй. А то девочки придут, поцелуют и уйдут.

– Причем тут девочки?

– Давай, давай, давай! Бог, он троицу любит. И вообще, имеешь полное право после трудового дня. Ты уже год как не пьешь, поэтому ничего страшного, – заплетающимся языком изрек он и икнул.

Выпив во второй раз, Доходянин захмелел, а точнее стал пьяным, и уже сам кричал, ударяя кулаком по столу.

– Имею право! Никто не смеет мне указывать! В конце концов, кто в доме хозяин?

– Ну и правильно! Бабу распустишь… Их надо вот как – Витька сжал кулак и потряс им над столом.

Как закончился вечер, Николай помнил смутно. Утро следующего дня ознаменовалось похмельем. Сидя на кровати, он пытался вспомнить, что произошло вечером, но не мог, и только какая – то тревога, неосознанное чувство вины беспокоило его душу. Он встал и прошел в комнату. Детская кроватка, почему – то, стояла там, малыш мирно посапывал. Пройдя на кухню, он увидел Агрипину. Большой сине-лиловый синяк заполнял половину ее лица. Не веря своим глазам, он спросил:

– Это что, я сделал? Я?

Крупные слезы потекли из ее глаз и, стекая по щекам, падали прямо в недоеденный суп. Она несколько секунд безразлично смотрела в тарелку и вдруг беззвучно зарыдала, резким движением отодвинув тарелку в сторону. «Суп пролила», – совсем не к месту подумал Николай.

– Извини, так получилось. Знаешь… все как – то навалилось одно к одному, – он попытался ее обнять.

– Уйди! Уйди… так все хорошо… наладилось вроде все. Думала жизнь начинается, – она не кричала, а, всхлипывала, переходя на шепот.

Переминаясь с ноги на ногу, он снова потянул к ней свою руку.

– Уйди! Прошу тебя, – закричала она срывающимся голосом и, дрожа всем телом, с силой ударила кулаком по столу.

И Николай ушел, ушел не в буквальном смысле этого слова, а ушел в себя, замкнулся. С работы стал приходить навеселе. Жена молчала, и он молчал. Все чаще Николай замечал, что супруга в легком подпитии, что в некотором смысле развязывало ему руки, хотя он отчетливо осознавал, что ни к чему хорошему это не приведет.

Однажды, в воскресное утро, на трезвую голову Доходянин попытался заговорить с ней, как бы издалека.

– Слышь, Агрипина? Ну, ты, это, того, брось уже дуться – то. У нас ведь сын растет. Чего в жизни не бывает. Серега вырастет… Он ведь… сначала, может, начнем?

– А, об сыне вспомнил! С тобой начать? Да ни одна баба с тобой ничего начинать не захочет.

При этих словах она повернулась к нему и презрительно захохотала.

– На себя в зеркало давно смотрел? Ты же пьянь несчастная.

– Значит так… Ладно.

С тех пор бутылка стала неизменной спутницей его жизни.

Шли годы… Из молодой супружеской пары, Доходянины превратились в обыкновенных алкоголиков. Немногие узнавали их на улице, а если и узнавали, то делали вид, что не замечают, проходя мимо. Поначалу они окрикивали знакомых и по простоте русской души, пытались расспросить о делах и детишках, но после одной встречи со своим одноклассником, поняли, какая пропасть их разделяет. Люди просто их стеснялись и не хотели узнавать. В этот вечер Агрипина встречала мужа с работы около конторы. Был день получки, и надежды, что Николай принесет честно заработанные домой, у нее не было никакой, да и такие встречи происходили регулярно, каждый месяц 20 числа и уже стали для них привычными. Сначала он стыдился присутствия своей жены:

– Ходишь! Позоришь меня! Мужики смеются! – кричал он, размахивая руками.

– Подкаблучником! Тряпкой… меня сделать хочешь? Ну, давай! Давай! Ты не меня позоришь, а себя! Поняла? Себя…

В то время он еще работал в автоколонне у дорожников, напивался только в пятницу, но треть получки оставлял себе на красненькую. Когда же он стал позволять себе пригубить и в будние дни, а пару раз вообще не вышел на работу, его просто уволили, благо, что в то время работы было еще, хоть отбавляй, и он устроился сторожем на стройку, а кто его там ночью нюхать будет? Запои продолжались неделями на пару с Агрипиной, а ее желание присутствовать при получении денег, его больше не волновало, просто-напросто ему стало наплевать на мнение окружающих и на свою мужскую гордость, да и она уже практически отсутствовала.

В тот день они прикупили кое-каких продуктов и естественно пару бутылочек красненького для аппетита. Не забыли и про Сережу, взяли 100 грамм леденцов.

– Пусть подсластится, малец, – сунув свернутый кулек с конфетами в карман, и глядя на продавщицу, сказал Николай. Был шестой час вечера, в магазине полно народу. Они с Агрипиной продвигались к выходу. Она несла авоську с продуктами, сквозь ее крупные клетки торчал хвост свежемороженого минтая, завернутого в бумагу, рядом булка хлеба, пачка сахара, рожки, вообщем, все в куче. Николай нес одну бутылку в правой руке, а другая торчала из кармана его брюк.

– Смотри, Вовка! Точно он. Вовка Шлепанцев, – показывая пальцем в сторону мужчины в костюме и галстуке, – обращаясь к жене, почти прокричал Николай.

Когда-то они были друзьями, вместе занимались спортом, сдавали на КМС, но дороги их разошлись. Володя уехал поступать в институт и, судя по внешнему виду, закончил его.

– Вован, привет! – распахивая объятия и радостно улыбаясь, закричал Николай, подходя к знакомому. Мужчина остановился и уверенным голосом спросил:

– Вы собственно, что хотели?

– Ты меня не узнаешь? – с надеждой в голосе спросил Доходянин.

– Что-то не припомню, – с гримасой отвращения на лице ответил тот.

– Это же, я, Доходянин! Ну, давай, напряги память!

– А, Доходянин Николай, кажется, если не ошибаюсь. Я вас слушаю.

– Ты, чего, начальник, что ты? – он хлопнул Шлепанцева по плечу, чем в очередной раз вызвал брезгливую гримасу на лице бывшего однокашника. Николай растерялся, не зная что сказать. Мужчина равнодушно посмотрел на него, потом на Агрипину.

– У Вас еще, есть ко мне какие-то вопросы? Или это все?

– Все – растерянно пробормотал Доходянин.

– Тогда, до свидания, извините, я спешу.

Он прошел прямо между ними, покачивая портфелем из крокодиловой кожи.

– Может не он? Да точно не он! Вовка так бы не сделал! Вовка он друг! Он настоящий! – разговаривая больше сам с собою, чем с Агрипиной, сказал Николай.

– Обознался я. Сколько лет прошло, немудрено.

– Да заткнись ты уже! Узнал он тебя. Узнал! Стыдно ему перед людьми стало, вот и все. Кто он и кто ты? Усек! Не хочет он тебя знать! Не хочет! Не дай бог, еще чего-нибудь попросишь. – Агрипина, сказав это, замолчала.

– Совпадение, просто совпадение – ответил он шепотом. Он не хотел верить сказанному Агрипиной.