Игорь Буторин - Дураки и прочие Легенды

Каждый день Бабуня усаживалась у окна (квартира была на первом этаже), здоровалась с проходящими мимо соседями и комментировала происходящее на улице.

«Гелю, що ти купила? Та хіба ж це цибуля? Зайди я тобі хорошого лука дам, Дуся недавно купувала. Не зайдешь? Ну ладно. Бачили очі, що купували, їжте хоч повилазьте…»

Она всегда имела свое мнение причем по всем вопросам от всесоюзных новостей до внешней политики. Мы смеялись над ее пассажами. А она неизменно и всегда беззлобно замечала: «Почекайте, почекайте, будете ви старими, я на вас тоді подивлюся».

Именно она научила мою маму шить, вышивать и вязать крючком и на спицах, а ее братьев чинить обувь, мастерить и ремонтировать всякие хозяйственные прилады.

Скорее всего, благодаря ее оптимизму вся семья и выживала даже в самых безнадежных ситуациях. Своим жизнелюбием она заразила и бабушку Дусю.

Бубушка Дуся умерла от инфаркта в семьдесят. Дед пережил ее лет на семь, но он и был ее моложе на столько же.

5

Дядя Валера – стройный блондин с обаятельной улыбкой, стал офицером десантником и служил в литовском Пренае. В их семье с тетей Гретой появились два сына. Старшего он назвал Игорем, в честь того, кто больше года не давал ему спокойно спать. Младшего Сашей.

Дядя Валера всегда был максималистом и не молчал, когда видел несправедливость. Семейная легенда гласит, что однажды он все же съездил к своему отцу Василию Сидорову. Не смог он простить его за то, что оставил бабушку с двумя детьми. И вроде даже при встрече влепил ему пощечину.

Досталось ему повоевать в Афганистане. Вернулся с контузией и ранениями, от которых потом с годами стало разрушаться его здоровье. Сыновья его тоже стали офицерами ВДВ. Саше даже был в командировке в составе российского контингента K-For в Косово. Сейчас оба военные пенсионеры.

У дяди Толи, красавца мужчины с яркими бабушкиными глазами и гренадерским телосложением, тоже двое сыновей. Он был каким-то очень редким мастером-сварщиком. Жизнь его семьи с тетей Зоей прошла в Белгороде, ближе всех к Полтаве и бабушке. Старший сын Олег служил в МЧС, но довольно молодым умер от инсульта. Младший Алексей, слава Богу, жив и здоров.

6

Мама пережила обоих своих братьев. Права оказалась цыганка, когда говорила, что много придется ей страдать, и если перенесет невзгоды, то потом будет жить долго.

Хотя «долго» для мамы, для меня все равно – мало. Мне больше нравится – прожила сколько сама хотела и смогла. Внучек увидела, а вот правнуков не довелось.

В последний год сильно мама мучилась и не столько от застарелых возрастных болезней, сколько от ограничений из-за пандемии. И очень боялась подхватить эту новую болезнь и попасть в больницу. Инсульт случился раньше.

Вот такая маленькая сага. Не для себя написал и не для моих братьев. Мы любили и любим всех персонажей этого повествования с Исторической улицы в Полтаве.

Скорее это уже для наших детей. Чтобы помнили. Помнили оптимизм Бабуни, любовь бабушек и то, что с детьми и внуками продолжается жизнь наших предков.

Потому что помнить зло – это дорога в ад. Помнить любовь – путь в бессмертие для тех, кто любил и кого любили и любят.

Светка делала вид, что разговаривает с кошкой на кухне. Но я знаю, что это для шифровки – у нее там есть более важная миссия.

Мне делать нечего. Вернее, мне предстоит маяться минут тридцать, поэтому я делаю вид, что читаю, курю и смотрю телевизор. На самом деле разглядываю, сформированную у себя дома родину.

Территорию этой родины, в границах обеденного стола, уже заселили разные народы. Хлеб нынче не обладает стойкой хрустящей корочкой, однако наполняет пространство запахами специй, запыжованных в тесто пекарем-умельцем. Он, традиционно занимает свое важное место, и ни у кого этим, не вызывает лишних вопросов. Имеет право!

Одесную на блюдечке лежат тонкие пластики семги, уже достаточно вспотевшие нежным жирком. Ошую – в специальной тарелке расчлененка олюторской селедки, тщательно замаскированная лучком. Тут же угадывается дыхание ноздреватого сыра, его только нарезали, и он еще даже не успел вспотеть.

Далее с независимостью Гарибальди на разделочной доске возвышался шмат сала. Его не нужно нарезать заранее. Сало должно лежать шматом и отрезаться только перед самым, так сказать, поцелуем.

В дальнем углу уже теснятся бутылки: клюковка, кедровка, прозрачный, а не мутный, самогон. К такому столу, надо вам заметить, никак не подойдут всякие там винные купажи или иноземные виски-джины-ромы. Напитки должны быть крепкие, забористые, чтобы крякнуть хотелось.

Пить их надо исключительно из лафитничков. Только у лафитника наша душа. Тут тебе и стройность линий, многогранность формы и изящество ножки с крепким основанием. Он тебе и в руку ляжет, и меж пальцев покрутится, а при чокании исполнит тонкую мелодию медного поддужного колокольчика. Нет, государи мои, только лафитничек приятен русской душе.

В этот момент появляется вареная картошка, с белых боков которой, увлекая с собой штрих пунктир порубленного укропа, легкой обидой стекает масло.

И вот, когда томление праздничного духа уже почти достигло точки невозврата, но еще не перевалило через нее в голодный обморок, появляются они!

Блины!!!

Именно в этот момент, а вернее сказать, параллельно с блинами на стол ставится заиндевевшая бутылка водки. Степень ее охлаждения должна быть максимальной, чтобы пальцы примерзали к стеклу, а влага не текла, а сползала из горлышка, обдавая бока рюмки студеным дыханием.

Теперь уже ждать нельзя. Надо действовать точно и быстро.

Хватаем верхний самый горячий блин, он последним обнимался с раскаленной сковородкой. Обжигаясь, делаем ему три загиба. В другой руке лафитник. Все водка уже внутри. Подпираем ее блином, сначала окунув его в растопленное масло с притомленным яйцом. Первый блин идет в три укуса, потому что впереди деликатес – пальцы в масле, которые надо очень тщательно облизывать, смакуя каждый.

За первым идет второй блин. В него заворачиваем сыр. От такого горячего интима сырок плавится, растворяясь в горячих блинных объятиях. И этот блин идет под водку.

Останавливаться некогда. Наливаем третью и уж тут на авансцену с третьим блинком выходит нежная, как первый невинный поцелуй, семушка.

Все!

Блины можно отставить. Нет, не насовсем. Временно. До десерта. Потому что на линейке боевой готовности уже выстроились: по-деревенски самоуверенная сметана, кокетливо веселое варение из смородины и аристократически бледное повидло из яблок с грушей. Их очередь еще впереди.

Теперь можно унять истерику и откинуться на спинку дивана, чтобы перевести дух и почувствовать блаженство внутри себя.