Игорь Буторин - Дураки и прочие Легенды

Потом Лида поняла, что перспектива стать учителем музыки это не есть дело ее жизни, а всего лишь – блажь папеньки и бросила музыкальное училище, поступив на филфак в университет.

Там учились в большинстве своем такие же, как и она – очаровательные люди. Они тоже засматривались в даль светлую, и читали огромное количество книг, положенных по учебной программе. Понятно, что от такого объема информации у некоторых ехала крыша. Вернее будет сказать, что крыша ехала у всех, но ее перемещения были разными по степени сдвига. У кого-то больше, у кого-то меньше. У Лиды она тоже сместилась, но пока в никому неизвестную сторону.

На старших курсах, а жила Лида в университетской общаге, один студент-юрист лишил ее девственности, да и бросил на произвол теперь уже женской судьбы. А ей так хотелось замуж, а этот юрист – первая любовь, сгинул.

Лида сильно переживала и всерьез решала, что лучше сделать: наложить на себя руки или проклясть совратителя. Потом вспомнив, что занятие любовью не такое уж и противное, прокляла будущего юриста и по окончании вуза подалась учительствовать. Однако в школе дети были такими некультурными дебилами, что она разочаровалась в педагогике.

Ее брат Сеня выбрал для себя более практичную, чем музыка-филология профессию – врачевание. Он удачно женился на своей сокурснице – дочке такого же, как и его отец, сельского партийного функционера. У него появились дети. Сеня назвал их почти одинаково: Зиновий и Зинаида. Еще одной его культурно-сельской особенностью было то, что в быту и на работе он употреблял такие слова как: допрежь, поелику, снедать и тому подобные «надысь». Но на врачевании это не сказывалось, а коллегам было все равно.

Папа Петя воспользовался своими номенклатурными связями и дочку приняли в театр в литературную часть. Режиссером там работал Арсен, он был старше Лиды на двадцать пять лет. Белокурая культурная девушка очень взволновала либидо наполовину армянина, наполовину еврея Арсена и через какое-то время она оказалась в его постели.

У нового любовника в другом городе была семья, но она не мешала арсеновой любовнице жить во грехе, пардон, в любви и согласии. Но Лида очень хотела замуж, а Арсен не хотел жениться-разводиться.

«Ты пойми, – часто говаривал Арсен Лиде, – я же наполовину армянин и не мог пройти мимо такой белокурой красавицы, как ты. Но на другую половину я – еврей, а евреи женятся один раз и на всю жизнь».

Лида маялась от этих отношений и, чтобы не маяться в одиночку, познакомила родителей с Арсеном. Культурно-номенклатурные родители были в шоке. Но что поделаешь? Им хотелось внуков, но Лида, которая еще ни разу не была замужем, без штампа в паспорте рожать не хотела. Да и вообще, думалось девушке, во всей этой ситуации надо поискать подтекст. Ведь он же должен быть во всем. Она мечтала, что ее любовь растопит сердце Арсена и в нем победит горячий армянин и тогда он разведется со своей женой и женится на ней. И будут они жить очаровательной культурной семьей – режиссер и Лида.

Прошло время, и Лида вошла в сок и расчувствовала все прелести плотских утех. Однако все чаше ее начал мучать подтекст, что, как мужчина, Арсен уже не тот, кого она ищет в этой жизни. Опять же разница в возрасте… А ей так беззаветно понравился секс. И хотя Арсен и уговаривал ее родить ребенка, но его либидо, как-то стало сбоить… и Лида ушла от него, удачно прыгнув в постель к одному любвеобильному художнику.

Получивший отставку Арсен, укатил в другой город к своей традиционной еврейской семье. Лида было подумала: «А не проклясть ли мне этого старого козла? – имея в виду Арсена. – Ведь это он своими волосатыми ручищами измял цветок моей юности, падла! Вынюхал весь нектар моего благоуханного молодого тела, скотина!» Но в ее жизни уже случилась любовь к художнику, потому Арсен остался без проклятия.

Художник этот, сам старался избавиться от своей прежней, как ему казалось, бесперспективной в плане создания семьи, любовницы, да и она к тому же была замужем. И потому подвернувшаяся и беззаветно любящая секс Лида пришлась ему, как нельзя кстати. Через какое-то время и он воспылал к ней чувствами, и они расписались.

После ЗАГСа художник, как-то неожиданно, захотел, чтобы Лида родила ему ребенка. Но она была уже сильно культурная и работала завлитературной частью театра. Беременность и дети, как-то не вписывались в ее жизненную программу, да и фигура от родов могла пострадать. Опять же подтексты… Художник – это такая ненадежная партия: обнаженные натурщицы, пьянки, пленеры. Лида начала искать подтексты в его поведении и словах, и от этого стала буйно чудить и устраивать скандалы.

Она сначала жаловалась на свою несчастную судьбу и проклинала родителей и брата, мотивируя эти истерики подтекстами, кои она от нечего делать, могла изобретать огромное количество. А потом начинала обвинять родственников в том, что они испортили ее жизнь, однажды не приняв в семью Арсена, а потом и художника. Во время таких откровений она приплетала еще какого-то скрипача из симфонического оркестра, который теперь жил в Австралии и звал ее замуж. Подтекст был убойный: «Что вот вы все тут еще живые? Все никак не помрете! Умерли бы, так я б в Австралию поехала в замуж за скрипача!» Был ли тот скрипач на самом деле или он жил только в фантазиях, никто толком не знал. Не знала этого и сама Лида, но родителей все же прокляла, на всякий случай.

Родственники молчали, удивляясь, как странно у дочери устроены мозги, ведь они на протяжении всех ее сорокапяти лет только и делали, что шли навстречу ее закидонам. Папа Петя играл Арсену на гармошке, несмотря на его традиционный партийный антисемизм верного коммуниста-ленинца. Мама Маша каждый день покупала бутылку водки для художника, который приезжал к ним в деревню на пленер. Если б дочь привезла еще и скрипача, то и ему бы нашли кусок канифоли для его смычка. Но у дочери были свои подтексты. Родители жалели ее, конечно… да и уже сами сомневались, быть может, и в правду они виноваты в бестолковой жизни дочери?

В конце концов, художник ушел к натурщице, которая ему и родила сына, а Лида осталась одна. После развода Лида безоговорочно прокляла художника. Подтекст был такой – он специально проехал бульдозером по ее белой пышной груди. Она трудно представляла себе бульдозер и, придумывая подтекст, даже сомневалась: бульдозером или грейдером? Но потом решила, что в грейдере есть что-то еврейское от Арсена, поэтому, наконец, решила: художник проехал по ее нежным грудям – бульдозером.

Теперь она, как и всю свою жизнь, вновь жила только своими фантазиями и подтекстами. Вскоре, работодатель, в лице директора театра поняв, что завлит живет где-то ни здесь и на вопросы отвечает какой-то несуразицей, опять же так и не поняв ее подтекстов, попер Лиду из театра. Потом она еще где-то пристраивалась на какие-то чиновные работы в министерстве культуры, но и там за глаза Лиду называли «ипанутой на всю голову дурой» и при первой возможности сократили с ее выходом на пенсион.