Дамир Меркадер - ДАДЖАЛЬ. Том 2. День как год

– Скажите, – помолчав некоторое время, спросил Максим, – а мне обязательно придётся, будучи Послушником, работать по прямой специальности?

– Это не тебе решать. Апостол Аристарх уже ознакомился с твоим делом, но предпочитает встречаться с каждым претендентом сам, чтобы увидеть личность за ворохом бумажек. Да, хочу предупредить. Наверняка ты вспомнишь, кем он был, какое носил мирское имя. Поскольку ты вступаешь в братство, помни: Апостолов мирскими именами мы называем лишь среди чужих, иначе это звучит как оскорбление или как вызов на бой до смерти. И, хотя ты, в отличие от глубокого старика, крепкий молодой мужик, я не поставлю на тебя и ломаного гроша.

– Неужто он настолько силён?

– Тот, кто идёт во Тьму путём лжи, обретает неподвластное человеку могущество. Становясь Апостолом, ты становишься и наполовину джинном. Пока это всё, что тебе требуется знать. Спи.

Максим почувствовал укол в плечо и провалился во тьму.

Старики, как когда-то понял Максим, – не такая уж бесполезная социальная группа. Минимум два раза в год с них он получал весьма кучерявого барашка в бумажке – на Новый год и день рождения, взамен одаривая парой коротких звонков. А поскольку других внуков и внучек в семье не имелось, то из всех четырёх источников поступали регулярные вливания. Да и завещания на квартиры – тоже не последняя вещь.

С другой стороны, те старики, которые не приносили дохода, вызывали как минимум отвращение, а чаще всего бешенство. Мерзкий запах: смесь мочи, нафталина, лекарств и пожухлой травы – заставлял в транспорте уступать место, лишь бы оказаться от него подальше. Заторможенные речь и мышление доводили до исступления. А уж за бессмысленные очереди в поликлинике или в магазине Максим лично готов был отправлять эту рухлядь в газовые камеры.

Поэтому первое, что он ощутил, очнувшись, – тот самый запах старости и тлена. Понял, что сидит в кресле, и попытался снять маску. Но тихий голос Грабчака одёрнул:

– Сиди тихо, даже не дыши.

Легко сказать – не дыши. Миазмы словно проникали внутрь, въедаясь в кожу, а в желудке ощущалось бурление, будто с утра наелся тухлой рыбы. Уже подступили рвотные позывы, но внезапно где-то рядом заскрипела дверь и послышались голоса. Один был булькающий, старческий:

– Ещё раз прошу простить, Милосердный, что пришлось потратить ваше время на мою скромную персону.

– Бог простит, Александр Семёнович, – не то закаркал, не то засмеялся собеседник и захлопнул дверь.

Максим почувствовал, как тот подошёл к нему и присел рядом – заскрипело что-то кожаное. Названый Милосердным поинтересовался:

– Новичок?

Ответа не последовало, зато внезапно маску сорвали с лица, и в полутьме перед собой Максим увидел глаза. Он не мог понять: то ли они серо-голубые, то ли цвета стали, то ли вообще не пойми какие. От их пронзительного взгляда ещё сильнее закружилась голова и затошнило. Максиму отвесили смачную оплеуху, и сразу полегчало.

– Не тот пошёл зверь. Хлипкий, – с разочарованием констатировал Милосердный, поднимаясь.

Комната, в которой они сидели, выглядела, будто бы её на машине времени перенесли откуда-то из шестидесятых. Совковые кресла и шкафы, куча книг, старый телевизор, потёртый паркет под ногами и люстра а-ля мечта начальника обкома. Спиной к Максиму теперь стоял невысокий мужчина в чёрном кожаном плаще с длинными седыми волосами, перед которым, склонившись в почтительном поклоне, виновато отчитывался ректор:

– Что поделать, мой господин: титаны духа давно уже вымерли. Работаем с тем, что имеется. Если бы нам отдавали их годовалыми…

– Помню. Проводился такой эксперимент, – перебил его Милосердный. – Закончился плохо. Ты просто не в курсе. Ладно, работай, ректор. Работай. Расчёты прислать к понедельнику.

– Всё уже готово, мой господин, – зачастил Грабчак вслед уходящему, – я только сам перепроверю и…

Внезапно Милосердный словно растворился в воздухе, а Леонид Георгиевич закончил потухшим голосом:

– …пришлю вам.

Через мгновение его взгляд упал на Максима, но тот предусмотрительно изобразил из себя слепоглухонемой манекен. Выпрямившись, ректор подошёл к двери и постучал. Ответа не последовало. Удовлетворённо кивнув чему-то, он жестом разрешил Максиму встать и проследовать за ним.

Внутри оказалось неожиданно свежо: видимо, какие-то очистители воздуха работали на полную мощность. На кровати, под капельницей, лежал ещё крепкий старик. Максим действительно узнал его: знаменитого разведчика, легенду эпохи холодной войны, и подумал: «Ему ведь уже лет под сто должно быть…»

– Пока ещё девяносто три, – раздалось с подушки. – Не делай такое лицо, словно тебе Нобелевку дали за открытие бутылки пива. Лёня по дороге объяснил же: я на половину джинн, а джинны легко читают мысли, если ты, конечно, не чист душой. Не маячь, сядь рядом, на табуретку.

Комната-палата разительно отличалась от приёмной. Здесь царствовал хай-тек. Всё утопало в свете, на белоснежных стенах висели плазменные телевизоры последних моделей и всевозможных размеров, беззвучно демонстрировавшие широчайший спектр контента на любой вкус: от новостей BBC до какого-то особо извращённого порно. Кровать Апостола, стойка капельницы и гостевой стул были сделаны из серебристого металла явно одним дизайнером. Особо выделялось окно в полную стену: мимо него проплывали облака, и казалось, открой его – они заползут внутрь. Позади облаков иногда проступало небо того удивительно голубого оттенка, которой можно увидеть только из иллюминатора самолёта. Заметив интерес Максима, старик пояснил:

– К сожалению, это тоже экран, но картинка идёт в реальном времени со специального аэростата. Ладно, давай к делу. Мне бы хотелось, чтобы для начала ты сформулировал чётко и ясно собственную конечную цель.

– Простите за дерзость, Апостол, но разве вы сами не можете прочитать это в моей голове?

Аристарх пригрозил тому пальцем:

– Не хитри со мной, мальчик. Если я задаю тебе вопрос, то значит, хочу услышать ответ именно от тебя, даже если уже знаю его сам.

Ненадолго задумавшись, чтобы тщательно подобрать слова, Максим продекларировал:

– Я мечтаю о глобальном геноциде нового типа, когда человек не ждёт в концлагере скучной очереди на расстрел, а испытывает суеверный ужас от неизвестности и неизбежности надвигающейся смерти.

– Интересно, – ухмыльнулся Апостол. – А вот в твоём личном деле эти дураки из спецслужб пишут, что, мол, ты мечтаешь возродить Золотую Орду и стать новым Чингисханом. Именно поэтому я и не доверяю никаким докладам. Что ж, это крайне интересно, я бы даже сказал, свежо. Скажи, ты слышал когда-нибудь про экоцид?