С.П. - Сегодня я – Пит Доэрти

Но там была только я. Пит Доэрти, с чёрными кругами под глазами и безразличием к себе и к этому миру. Я надеялась, что всё это было моим воображением, но каждый раз, пытаясь доплыть до оснований своих ночных миражей, открывая новые двери, и обходя красивые здания с неожиданной стороны, я возвращалась в ту же самую комнату, вновь наполненную водой, в свой квартирный аквариум из бетона и H2O, где я билась о спины, стулья, магнитофоны, опрокидываемая потоками свежей морской воды, равнодушно замечая, что кислород в моих лёгких исчезал, оставляя тело небрежно выталкивать себя навстречу недоступной мне правде, которая могла бы выглядеть вполне впечатляюще, если бы в неё закачать хотя бы сантиметр кислорода.

Мне тяжело было искать выход из всей этой дурацкой ситуации, в которую я сама себя каждый день погружала, надеясь, что этот раз будет последним, но с каждым новым вздохом я всё больше и больше привыкала к тому, что меня совсем не радовало, уверяя себя, что так стабильнее. А значит, безопаснее. Два слова, которые покрывают летнюю аренду дома в Малибу и пару новых платьев. Иногда мне было страшно от той мысли, которая неизменно по вечерам посещала мою голову в комфортных номерах отелей. Мне было не с кем поговорить, если вдруг посреди подарочных коробок и контрактных пакетов меня волновали проблемы мира. Хотя вряд ли у мира было больше проблем, чем у меня. Я бы была благодарна, если бы кому-то просто пришло в голову начать очередные военные действия в борьбе за власть над никогда не принадлежавшей человечеству планетой. Я бы чистым сердцем приветствовала всеобщий хаос, панику и страх, в которых нашла бы очередное оправдание нерешительности своего характера в вопросах принимаемой на себя ответственности за собственную жизнь. Я бы с радостью доверила свою судьбу кому-нибудь на расправу за право сказать, что я ни в чём не виновата. Так получилось. Судьба поколения. А с учётом последних тенденций человечества в способах проводить время на Земле, мои надежды вполне могли бы себя оправдать, неособо задерживая реальность. Самое опасное оружие, как верят некоторые, было создано самим богом. И это человек.

Я надеялась, что у меня было призвание: такое, за которое пишут портреты и вешают их на стену в музеях. Великое предназначение: такое, которое я бы выделила жирным шрифтом и подчеркнула в резюме. Я бы с радостью спасала мир. Или бы помогала ему умирать достойно. Я надеялась, что у меня была главная роль в этом мюзикле: та, за которую дарят большие букеты после спектакля, не вмещающиеся в богемные вазы, со вкусом расставленные на полу городской студии. Но и это было неправдой, потому что интерес к жизнедеятельности у меня отобрали по пути сюда и ещё за два года до этого, поэтому я оставалась стоять посередине комнаты, как в стеклянном аквариуме, без воды, бесцельно соображая, на каком бешеном километре жизни я забыла своё имя, оставляя пожелания к десерту.

Может, чуть позже у меня хватило бы сил разозлиться и разбить стеклянные стены этого странным образом образовывавшегося вокруг меня по ночам атриума, рассматривая, как по лакированному полу раскатываются в разные стороны осколки стекла, хрустальные капли и потерявшие смысл записи в блокноте. Может быть, я бы даже улыбалась, задыхаясь от внезапного количества свежего воздуха в своих клетках, отпуская все отсутствия перспективы случившегося, катиться с грохотом по деревянному полу. Может быть. Но, видимо, в жизни слишком много вариантов развития историй, чтобы знать наверняка, сколько шансов убиваешь с каждым пересчитанным вдохом, с каждым обдуманным решением и внезапной идеей. Поэтому по очереди для всех с достоинством повторяешь свои «может быть». У каждого свои мантры на ночь.

Я открыла глаза, теряя равновесие от раскачивающейся на потолке воды. Я села на влажной кровати, надеясь, что через минуту вся эта дряная обстановка исчезнет, и я окажусь за несколько десятков тысяч километров подальше отсюда в скромном месте со скромными людьми. Стены не менялись. Всё снова молчало. Собрав разбросанные по полу осколки на своих стопах, я опустилась на деревянные порожки номера, уходящие в воду. Кто бы мог подумать, что уверенное понимание того, что ты ещё не попрощался с собственным сознанием и не выпал из этого мира с полным пакетом услуг «всё включено», может приносить столько надежды, даже когда ты не имеешь ни малейшего понятия, где находится твоё уже непредназначенное для крестьянской суеты тело. Это было сомнительным облегчением для человека без назначенной и предварительно одобренной заботы. Как бы было замечательно, сражаясь с содержанием этого сочинения на незаданную тему, хотя бы раз не почувствовать ничего. Ничего. Какая удача для вечно спешащего в неизвестность мира.

Вдалеке слышался звон телефонной трубки. Несмотря на движущийся вперед мир – это было всё еще слишком диким явлением для того, чтобы реагировать на него с уважаемой в бизнес средах скоростью. К тому моменту, пока моё сознание снова нашло своё место в здесь и сейчас, телефон уже смирно молчал, изредка озаряя темную комнату напоминанием о том, что я всё ещё была необходима по другой конец радиочастот.

Это ли не облегчение?

ххх

Утро наступало слишком долго и выдавалось на удачу слишком ветреным для того, чтобы кто-то решился наслаждаться завтраком на террасе исключённого из всего включённого в жизнь в кредит ресторана, где за большие деньги персонал гонялся за твоей салфеткой, стоило её только оставить один на один с ветром. Других способов получить чаевые этот день местному населению, говорившему для удобства малообразованных гостей на английском, жестоким образом не предоставлял. В ленной поступи чуждой прохлады чувствовалась необъяснимая грусть природы по потерянному ею по прихоти очередного олигарха покою. В наспех забитых гвоздях и старательно драпированных шторах этому клоку белого песка забыли дать человеческое имя. Они были заняты рекламой. Поэтому он скромно именовался святым раем, призывавшем отдать себя благословению природы за пластиковыми окнами ресепшн, где однообразно пахло роскошным обманом. Но кому было до этого дело? Всё вокруг и так слишком сильно напоминало великолепие. Даже наспех позолоченные ручки дверей, которые в мирском обычном тропическом месте были совершенно ни к чему. Но этот мир всё же умирал на ресепшн.

Дивная терраса, задуманная архитектором, которому слишком много заплатили, представляла идеальную инсталляцию памяти святости безлюдного мира. С учётом погоды, по ней гулять мог разве что ветер, то и дело, пытавшийся зацепить ладно драпированные шторы крытых зал для коктейлей и бранчей. Расставленные вдоль искусственные пальмы, обмотанные для достоверности новогодними гирляндами, привлекали немало любопытных, нет-нет да и выглядывавших в своих ветровках наружу, чтобы постучать по их пластиковых стволам и пожать плечами с досады. Внутри по вечерам зажигали эксклюзивные люстры, придуманные модным дизайнером из флаконов женских духов, которые искренне мерцали в отблесках наружных факелов. Здесь даже была площадка для гольфа, на которую приезжали посмотреть жители с соседнего острова, потому что для них – это было действительно чудо. Чудное чудо, ради создания которого выкорчевали несколько десятков редких пород дерева, и отправили их в утиль в очередной дом владельца сего предприятия. Каждое утро в огромном количестве сюда привозили цветы и бережно расставляли их в вазы, взамен увядшим, которые скидывали в одну большую кучу где-то с обратной стороны этого заведения. Горничные здесь были незаметнее полтергейста, а если и выходили из сумрака, то раскланивались в самом изысканном книксене, который только можно было представить в двадцать первом веке в отсутствии королевы. Словом, всё здесь, почти всё, напоминало тропический Версаль. Кто бы вспомнил так к слову, что головы его жителей летели с плеч также феерично, как местный бармен взбивал коктейль для диетующих дам.