С.П. - Сегодня я – Пит Доэрти

Но она неплохо справлялась со своей работой, освободив меня от всех признаков эволюции моего организма, позволив не обременять свою голову чрезмерно сложными решениями задач очередного вечера. Меня беспокоил лишь единственный выбор между скукой и равнодушием. И с каждым днём я всё больше склонялась к последнему, в попытках хладнокровно и натянуто улыбаться прохожим.

Равнодушие позволяло вовремя наплевать на сотрясения земной коры, происходившие не под моими ногами. Иногда от этого честно и правда становилось страшно, но я научилась своевременно вспоминать о том, что всем также было наплевать на меня, когда я с протянутой рукой валялась на дороге собственной жизни, которая угрожала закончиться ничем на своей середине. Карма становится намного честнее, когда пытаешься жить в ответ. Таким образом, у моей мыльной оперы хотя бы появился сюжет, спасший меня от закрытия программы. Смешные параллели, которые, к чёрту, ничего не значат, когда просто хочешь выжить.

В чём был смысл моего вновь обретённого счастья без улыбки? Меня с ним быстро познакомили коллеги постарше. В том, что все вокруг знали обо мне правду. И правда эта состояла в том, что мне на них было издевательски легко наплевать, потому что они поступили уже один раз так со мной, и им за это не было стыдно. Поэтому каждый раз, когда меня кто-то останавливал на улице с бесчеловечным вопросом «как дела?», я, приноровилась, отворачиваясь в сторону и рассматривая кирпичную кладку на кому-то принадлежащем здании саморазрушения, громко заявлять, что всё – весьма плохо, и ведала свою трагедию на ночь. И мне бывало всё равно, что думал обо мне этот бедняга, случайно встретивший меня на рубеже смены фундаментальных основ собственной жизни по дороге из хлебного магазина, потому что в то время как он, празднично обременённый моими выдуманными, но всё же реальными ситуациями особой серьёзности, с испорченным настроением записывался на очередь в Betty Ford, он категорически не понимал, что в этой очереди он был за мной.

Наверное, я правда, временами теряла настоящие виды на смысл жизни. И, признаться, это иногда меня действительно шокировало и заставляло останавливаться, чтобы перевести дыхание на другие темы и на витрины магазинов, которые я к своему чуть запоздалому счастью могла себе теперь позволять. Тот, кто заявляет о том, что не в деньгах счастье, склонен умереть в первый день нового финансового кризиса, потому что, к не моему сожалению, он просто не знает, что такое карабкаться вверх по социальной лестнице, цепляясь зубами за вечно подставляемые тебе гнилые палки. Надеюсь, его спасение найдёт его за письменным столом весьма приличного психиатрического учреждение, которое он ещё сможет себе позволить. Деньги приносят лекарства. От любой боли. Даже выдуманной. В этом их познаваемая прелесть, которую всё же лучше не узнавать в детстве. Моя прелесть на удивление уверенно шелестела в карманах моих пальто, каждый раз, когда меня штормило от вида собственного отражения в зеркале. Иногда мне искренне жаль, что зеркало не может нарисовать на мне крест, чтобы я наконец убедила свои нервы в том, что живу по достоинству.

Сносило ли мне голову? Ещё как. И я не стеснялась признаваться в этом глубоко безразличным до моего существования репортёрам светской алкохроники. Твои дефекты выглядят куда более натурально и не вызывают паники у окружающих, когда начинаешь посвящать всех представителей нечести в их подробные симптомы. Однако по вечерам я настойчиво задавала себе один и тот же вопрос, на который не стремились отвечать заказанные в Италии лакированные предметы интерьера. Никто не хотел мне рассказать о том, для чего я действительно была нужна этому миру, раз он до сих пор оставлял меня в живых. Я старалась формулировать свои вопросы предельно чётко, и без издержек на суеверия. Одним из моих приобретённых достоинств являлось то, что я редко моргала при упоминании названий итоговых биологических процессов. Меня тошнило только, когда в youtube я случайно натыкалась на демо ролики пластической хирургии. Я не могла спокойно смотреть на то, как в глупых грудях погибал природный энергоресурс.

Я стала той ещё оторвой от мира небольшой моды, потому что на мне нелепо сидел кутюр, как ни старались фотографы и пиар-менеджеры домов моды. Эти компании были провальны и об этом твердила всем им, перекрикивая Миссис А, именно я. Не было во мне этого впившегося в кровь лоска, который отличал благородных дам, выросших с серебряной ложечкой, от взлетевших на дрожжах интернет-популярности уличных полукровок в юбках в пол и федорах в любую погоду. Серебряные ложечки всегда были их фишками. Федоры – моими. И я не стремилась получить их прописку на поскрипывающих от позапрошлого века паркетных комнатах. У них не было моей мотивации. В этом была их оправданная слабость, поэтому на ежевечерних кем-то оплаченных банкетах счастьях, я всегда сидела чуть ближе к центру. Что такое история перед силой человеческого желания? Страшен человек, когда у него есть всего лишь одно желание. Я плохо считала до двух.

Зато я умело останавливалась в самых дорогих номерах, которые никогда не испытывали большого желания меня принимать, но их не спрашивали. Я верила, что это была достойная плата за мои ранее оказанные жизни услуги. В чём они заключались? Кто же так сразу одним предложением обозначит все причины возненавидеть жизнь за пять нелицеприятных минут. Но где-то в середине любого из предложенных списков, чьё авторство в данном случае совершенно неважно, обязательно найдётся ссылка на одиночество. Как странно обижаться именно на это состояние в мире с населением в семь миллиардов человек и бесплатным wi-fi. Как раз, чтобы рассказать трём тысячам друзьям в facebook на сколько тебя это душит.

Но одиночество не так страшно, как то состояние покинутости, после которого оно тебя накрывает. На деле, оказывается, трудно быть детской игрушкой, доблестно развлекающей всю свиту до тех пор, пока не попросишь есть или не откроешь рот. Мы им нравимся сытыми и немыми – это идеальное сочетание качеств лучшего друга на двадцать первый век. Других пород общество не терпит.

Я почему-то убеждала себя, что жизнь наладится, как только я смогу проломить собственной головой искусственный и чуждый природе слой серого асфальта, постоянно диктующего направления движения, голосами воспетых святых всеобщего социального поклонения. Я знала, что, только освободившись от предрассудков и обязанностей, навязанных воцарившимися последователями культа корпоративных норм и светских статусов, можно будет уверенно дышать по-настоящему чистым кислородом, а не с вечера замешанной телевизионными анонсами отравой. Мне казалось, что это предприятие могло вполне стать успешным, главное было вовремя оторваться от толпы и накопить денег на пару билетов в бесстатусные цивилизации. А для этого необходимо было обязательно разбогатеть, потому что, чтобы победить дракона, нужно было для начала им стать, чтобы, вдоволь насладившись, унизить его принципы и оставить его свиту дожидаться своего конца в роскошной ванне из белого мрамора. И эту дерьмовую присказку придумала не я, а один мой знакомый мотивационный коуч. Профессия его была ещё менее благороднее моей, но это неглубокая присказка мне понравилась.