Лилия Макеева - Пургаторио

Женщина была с меня ростом – чуть выше среднего. Походка – из-за плоской подошвы туфель – лёгкая, голова почти всё время запрокинута вверх, к верхушкам зданий, к небу, уже потемневшему в угоду ночи.

– Как тебя зовут? Меня – Исидоро.

– Очень приятно. Марина.

– Тебе, правда, приятно? Или ты только так говоришь?

– Нет, почему? Приятно. Человек милый, имя красивое…

– Хм… Как просто…

– А жизнь проста. Люди сами всё усложняют.

– Да, наверное. А хочешь пива?

– Нет, спасибо.

– А вина?

– Тем более нет. Я на ночь алкоголь не переношу. Давай дойдем до нулевого километра – и ты меня там сфотографируешь?

– С удовольствием.

Мы прошли около ста метров по Гран Виа.

– Смотри! Русский балет! – воскликнула Марина.

Она показывала на противоположную сторону улицы, где в переулке, на фронтоне театра, действительно висела большая афиша гастролей русского балета.

– А вон Театр оперы и балета, да? – спросила Марина. – Где написано «Спектакль «Травиата»?

– Да, наверное…

– Ты не любишь оперу?

– Нет.

– А кто ты по профессии?

– Раньше я работал в фотолаборатории, плёнку проявлял. Потом появились цифровые камеры, да и возраст сыграл свою роль… И меня уволили. Теперь я работаю консьержем.

– Понятно…

– Плохо?

– В условиях кризиса и это прекрасно!

– Да-да, я доволен.

Мы подошли к центральной площади «Пуэрта дель соль».

– Какая красота! Я видела эту площадь днем. Сейчас она ещё красивее, – сказала Марина восторженно.

– Видишь эту доску? Это мемориальная доска в память о жертвах теракта 2004 года… – обратил я её внимание.

Она мгновенно опечалилась. Её лицо стало серьезным. Наверное, ей все-таки больше лет, чем кажется на первый взгляд. Я не дал бы ей больше сорока. Но сейчас увидел в углах глаз морщинки. Они, впрочем, её не портили, а делали взгляд лукавым. Наверное, я зря показал ей мемориальную доску.

А женщина, увидев нулевой километр, едва различимый в темноте, опять воодушевилась:

– Это же центр Испании! Отсюда все дороги ведут отчет!

– Да. Сделать фото?

– Да, пожалуйста, но только одни ноги на нулевом километре!

Она изящно поставила ножку на отполированную цифру, и я сделал снимок. Сразу показал свою работу и добавил: «Красивые ноги».

Она улыбнулась, пропустив комплимент мимо ушей. Её устраивал чёткий металлический «ноль» по центру кадра.

Мне понравилось её фотографировать. Она быстро, легко меняла позы и постоянно меня хвалила. А я раньше только плёнку проявлял. И вообще плохо снимаю.

– Как здорово ты фотографируешь, Исидоро! Спасибо!

И мне не хотелось выпускать камеру из рук.

Возле статуи медведя с земляничным деревом – символом города – я решил снять её крупно, чтобы потом внимательно разглядеть лицо. Она смеялась в объектив. Увеличив готовый снимок на дисплее, я воскликнул:

– У тебя зелёные глаза! И у меня зелёные. Вот, смотри!

Я показал ей снимок, сделанный недавно, и укрупнил свои глаза.

– Нет, у тебя глаза не зелёные, у тебя – бирюзовые, – сказала она. – Это ещё интереснее. Цвет редкий.

Мне было с ней очень легко. Хотелось почему-то подпрыгивать. Но она посмотрела на часы и засобиралась к себе в хостел, где остановилась.

– Можно, я тебя провожу? – предложил я осторожно, чтобы не спугнуть её добродушия.

– Проводи. Там улица такая… странная, неуютная.

Эта улица была мне хорошо знакома – улица «мариконе», то есть гомосексуалистов. Она, видимо, не знала. Когда я ей об этом сказал, она удивилась, но совсем немного. Она всё воспринимала спокойно.

– Да? А персонал в хостеле нормальный, приятный. Только шумно, спать не очень… Но у меня всего на два дня забронировано место.

– Два дня для Мадрида мало…

– Да. Но мне нужно двигаться дальше. Я книгу пишу.

– Ты писатель? – удивился теперь я.

– Наверное. Пока не знаю.

– А о чём ты пишешь?

– О жизни. Ты любишь жизнь?

– Люблю!

Мы дошли до закусочной, в которой все стены до потолка заполняли стеллажи с вином.

– Смотри, сколько вина! Давай зайдем? Ты хамон в Мадриде пробовала?

– Хамон? Ветчину вяленую? Нет ещё.

– Давай зайдём, попробуешь.

– Поздно уже, – заколебалась Марина. Но потом всё-таки согласилась.

В переполненном зале нашёлся один свободный низкий столик со скамейкой у стены. Марина села туда, а я – на табурет напротив. Она оглядывала полки с бутылками и опасливо отстранилась, когда бармен подошёл и занес над её головой специальную длинную рогатку для изъятия бутылки с верхней полки. Она подыгрывала бармену, словно он не бутылку доставал, а исполнял цирковой трюк. Бармену было приятно.

Марина почти из каждого мгновения делала событие. И радовалась ему вместе со всеми его участниками. Как самый непосредственный участник, я получал от этого громадное удовольствие. Она вся светилась жизнью.

Нам принесли заказанные «тапас»: горячий «камамбер» и кусочки лосося с заплесневелым сыром, и я предложил поделиться вкусовыми ощущениями: обоим по половинке того и другого. Женщина без проблем согласилась.

Сложив всё в одну тарелку, я разрезал каждый «тапас» на две части. Поджаристый хлеб с расплавленным сыром аппетитно хрустел.

Мы жевали и улыбались друг другу. С Мариной казалась вкуснее даже хорошо знакомая пища.

Пиво она заказала безалкогольное:

– А то буду плохо спать ночью. А завтра предстоит проделать уйму туристической работы, – поделилась она.

– Куда ты завтра пойдёшь?

– Во-первых, к музею Прадо. Хотя бы расписание узнать. Потом надо на вокзал, за билетом. После этого, наверное, в Королевский дворец…

– Я работаю целый день, но в половине восьмого могу тебе составить компанию. На правах коренного жителя.

– А что? Хорошая мысль. Я подойду завтра к восьми, на то место у фонтана, где мы познакомились. Идет?

– Ещё как идет!

Меня поразило, что Марина не жеманничала и не нуждалась в уговорах.

Мы допили пиво, и я проводил новую знакомую до дверей хостела. Она помахала мне рукой за стеклом подъезда. Улыбка не переставала озарять её лицо.

Весь следующий день я только и делал, что подгонял время.

И, едва работа закончилась, набрал номер телефона Марины, который она мне продиктовала накануне. Созваниваться мы не договаривались, но мной руководил страх, что она не придет. А я так ждал встречи с ней… Ну, может, не с ней самой, а с её лёгкой, непринуждённой манерой общения, не знаю…

– Да-да, я иду, я уже почти у площади Испании! – ответила Марина. – До скорого!

Вчера, когда ей стало зябко, я набросил на её плечи свой херсей, и она два-три раза меня за это поблагодарила, повторив новое для себя слово «херсей», чтобы запомнить. Сегодня я прихватил херсей снова.

Стоя у фонтана, я издалека увидел поднятую над толпой руку спешащей Марины. Она будто успокаивала меня, потому что часы показывали пять минут девятого.