Ольга Сквирская - В консерватории что-то поправить

Уже начало смеркаться, когда мы вдруг почувствовали, что от рези в желудке ни о чем музыкальном не можем думать…

– Магазины закрылись… – произнесла Маринка, выразив всеобщее сожаление.

– Может, в гости сходить? – предложила Аля. – К тем, кого мы угощали тортиком?

– Если не разъехались, – заметила я.

Дружною толпой мы решительно двинулись в гости.

В середине лета общага пустовала: студенты отбыли на каникулы, основная абитуриентская масса, завалившая экзамены, отчалила по домам. Смолкли романсы Рахманинова и мазурки Шопена. Лишь самые стойкие еще держались.

Мало того, что уже стемнело, так еще и половина лампочек была выкручена, и лифты не работали. Мы бродили, как привидения, по всем четырем блокам, туда-сюда. К сожалению, двери всех комнат, в которых проживали наши знакомые, оказались заперты. Костеря «предателей» последними словами, мы бесцельно болтались по пустующим этажам.

– Там что-то шумит… – я остановилась у входа в одну из секций и прислушалась.

Явно работала плита, и в кастрюле что-то бурлило…

«Борщ!» – предположила я, затем заглянула на кухню. Никого…

Я схватила кипящую кастрюлю и бросилась вниз. Наши – за мной. Через четыре пролета мы перевели дух на лестничной клетке, и я поставила кастрюлю на подоконник.

– Давайте посмотрим, – Маринке не терпелось.

Я осторожно приоткрыла кастрюлю… Бигуди… Там кипятились бигуди! Тьфу!..

Оставив кастрюлю на подоконнике, разочарованные, мы зашагали вниз.

Кто-то из нас решил по пути заглянуть еще в одну пустующую секцию. Мы гуськом прокрались следом.

О счастье! – в секционном шкафу завалялся распечатанный пакетик с рожками, целое сокровище.

– Я на шухер встану, посмотрю, нет ли кого, – предупредила я и обошла санузел с одной стороны (такая уж планировка у наших секций: умывальная и туалет располагаются посередине, а по обеим сторонам коридоры и двери в комнаты).

Обойдя вкруговую, я выглянула из-за угла. Как вдруг чья-то физиономия высунулась с противоположной стороны, дико заорала и скрылась. Я опознала Маринку и бросилась к выходу. Переполошенные, мы скатились кубарем с лестницы и очнулись только на первом этаже.

– Что случилось?.. – я никак не могла отдышаться. – Чего ты кричала?

– Там… там… кто-то был, – сообщила Маринка.

– Так это я была, – догадалась я.

– Ты?!!

– Ну да!

– Фу, а я так испугалась! – захохотала Маринка.

Навеселившись вдоволь, мы спохватились: где же рожки?

– А я их там бросила, я подумала, хозяева пришли, – сказала Светка. – Вы так заорали…

Мы поплелись наверх на поиски злополучного пакета. Но никто уже не помнил, на каком этаже из девяти это произошло. Мы совались во все секции подряд, но все было не то. Наконец, обессиленные и разочарованные, мы прекратили поиски и горестно поплелись домой.

– Неужели мы так и ляжем спать голодными! – взмолилась Светка. – Должен же быть какой-нибудь выход.

…Спасение пришло совсем неожиданно. Вдруг распахнулась дверь, и в комнату заглянула соседка, флейтистка из Кемерова.

– Девчонки, угощайтесь, – и она небрежно швырнула на ближайшую койку большую коробку с кукурузными палочками.

Мы хором издали восторженный вопль…

…Прошли годы, появилось много вкусного и разнообразного лакомства, а я по сей день всем гастрономическим наворотам предпочитаю кукурузные палочки. Когда я их ем, то испытываю неподдельное счастье.

Еда давно стала доступной, музыковедение ненужным. Консерватория давно закончена, непонятно только, зачем? В середине 80-х, когда мы поступали, «музыковед» – это звучало гордо, непыльная такая профессия за приличные деньги.

Закончили консерваторию мы совсем в другой стране, где трудно было себе вообразить более бесполезное образование. Мы с мужем, тоже музыковедом, попробовали было преподавать в университете. Звучит красиво, зато зарплата исчислялась… одиннадцатью «Сникерсами».

Может, в консерватории пора что-то поправить?

– Я б в риелторы пошел, – решился Шурик.

Увидел в газете объявление: «Агентству недвижимости „Аккорд“ требуются риелторы».

– Название подходящее, – одобрил Шурик, последний романтик. – Дай-ка туда позвоню.

– …Образование какое? – спросили с того конца провода.

– Высшее музыкальное, – неуверенно ответил он.

– Какую консу заканчивал? Нашу? – обрадовался голос. – А живешь где? Так это рядом с общагой! Давай к нам!

Ударник, кларнетистка и музыковед – вот компания какая.

…Через какое-то время у нас появился двухэтажный дом.

Значит, все было не зря.

Первые месяцы учебы в консерватории – сплошной шок.

Вокруг таланты и гении, а ты так, погулять вышел. Как пели в консерваторском капустнике:

«Либерманы, Броны, Корны, а я маленький такой»…

Но сейчас не об этом, а о том, как я ночевала на кафедре марксизма.

…Мы с Маринкой попали в редколлегию консерваторской стенгазеты, уж не помню как.

Задача первокурсниц проста: подай-принеси, подержи карандаш, – но не только. Наша главная роль – изображать восторженную публику. Мы были «хлопальщицами и хохотушками» у старшекурсников, – причем безо всякого принуждения.

С самого первого часа, едва войдя в крохотную аудиторию, где заседала редколлегия, мы были сражены наповал качеством искрометных шуток и высочайшим уровнем интеллекта наших «дедов».

Редактором стенгазеты был пятикурсник с мальчишеским вихорком на макушке. Щуплый, по-мальчишески задиристый, этот Костик выглядел совсем не солидно. К тому же у него была такая забавная фамилия, что ему даже прозвище не требовалось.

Тем не менее от юноши за версту веяло Академгородком, уроками французского, энциклопедическими знаниями и степенью посвящения в недоступные нам тайные знания.

В редколлегии подвизалась также полненькая очкастая Алла, по виду синий чулок, но страшно умная.

Приходила и Ниночка-красавица-отличница-вокалистка-комсомолка. Комсомолка в первую очередь, недаром она подрабатывала лаборанткой на кафедре марксизма-ленинизма.

Эти Костик с Аллой постоянно что-то или кого-то вышучивали, виртуозно перехватывая остроты друг от друга на лету, как мячики. Мы с Маринкой чуть не рыдали от смеха, восхищения и бессильного страдания по поводу того, что никогда, никогда нам не жонглировать словами так, как они, – легко, играючи. Красавица Ниночка в этом не участвовала, тихо улыбаясь в сторонке.

Удивительно, но про что была газета, я не запомнила. Кажется, мне даже поручили что-то там раскрасить, к чему-то написать заголовок. Вроде выполнила, но очень средне. У меня не было ни одного шанса проявить себя, настолько блестящей была та капустная тусовка, до которой я была милостиво допущена.