Владимир Дорогин - Ницшеанский сорт

Открываешь глаза, и две пары сплетенных мужских ног на одном матрасе тычут в глаза очевидностью. К такому нужно привыкать, но кто знает, того уже давно не удивляет. Сквозь головную боль я даже пытаюсь улыбаться. Здесь всё как всегда. Все на месте. Хоть какое-то постоянство.

Чёрт, ну и холод! Макс ненавидит работать в тепле. От побеленных кирпичных стен веет тоской. Днём студия – отвратительное место. На белых холстах огромные чёрные мазки. Свалка коробок и поролоновых лент. Студия перед выставкой превращается в склад. Двуспальный матрас с двумя пидарасами – вишенка на мерзком торте.

Я вряд ли сегодня вылезу из-под одеяла. Если припрет, буду мочиться в красное ведёрко. В горле отвратительная сухость. Металлический шкаф на втором этаже – вот что важно! Всю волю в кулак и выползаешь из зоны сомнительного комфорта. Фокусироваться невозможно, слишком светло. Это операционная, или тот самый свет? Закрыв глаза, нащупываю металлические ступени. Шагаю осторожно, и каждый шаг вымучен виной и матом.

Внутренний наблюдатель молчит. Баланс невозможен. Черный кафель под ногами превращается в болото. На коленях проползаю весь этаж. Вчерашние шоты сегодня безжалостно разрывают мозги. Попытка дернуть ручку холодильника провалилась. Замираю ящерицей в отражении красного глянца. Нет сил сдержать слезы. Мне себя жаль.

Против моей слабости спасительный вопль: «Ты охренел! Смотри, тварь, на часы! Полтретьего, все спят! Не рановато ли для жизни? А?! Вытри щёки! Немного холодного тоника, водки и сна, и день начнётся заново! Но отыграл здорово, почти верю. „Кающийся грешник у холодильника“. Бодлер был бы в восторге».

Возвращаться сил нет, проще лечь здесь. До пяти я никому не помешаю. Утренняя анестезия: водка, холодный кафель и тишина в квартире.

5

Вибрация настырно тычет мне в правое бедро. Телефон докопался до пользователя, но этих толчков не хватает выбить искру бодрости. Полуоткрытым глазом приходится включаться в реальность. Макс назойливо жмёт кнопку «вызов» прямо из кресла напротив, с дружеской издевкой наблюдая за выжившим. Я поступил бы также.

– Ну, хватит уже! Я задам тебе один вопрос и хочу услышать отрицательный ответ.

– Тогда не задавай. Хватит нажимать сраный вызов.

– Ты пялился на мою сестру? Ты в курсе, что она моя ровесница? Ей почти двадцать семь.

– Чувак, я думал, что твоей сестре-двойняшке двадцать пять, или что-то типа этого… А сколько времени?

– Уже половина шестого. Эй, давай с темы не съезжай! Ты зачем к Алисе подкатываешь? Полагаешь, я не знаю, о чем ты думаешь?

– Макс, хватит. Это весело, но мне сложно вывозить.

– Скажу по секрету, эта сучка стара для тебя, плюс характер дрянь. Вставай, я кофе сварил.

– Может, пиво есть?

Я приложил усилия и открыл правый глаз. Левая щека прилипла к полу. Холеная ступня с бордовыми ногтями приземляется перед самым носом, и это спасает от беспощадного света дневной лампы. Нужно отдать должное Алисе за включенный обогрев пола. Все эти жесты заботы позволяют выдохнуть вчерашний день вместе с перегаром. Но из темноты в открытую форточку залетает снег, а с ним и чувство тревоги. Сюда, прямо на второй этаж, там, где обитают живые.

– Ты похож на медузу – тихонько подсыхаешь.

– Всегда было интересно: ты с сестрой одним лаком ногти красишь? Или отдельно покупаешь? Мне было бы стрёмно отовариваться в женском.

– Я рад, что ты раздупляешься. Думаю, тебе стоит тормознуть у нас.

– Будь добр, поставь бутылку на пол, ко мне поближе, и закрой форточку, пока совсем не занесло.

– Тебе определенно не стоит торопиться с поиском жилья. У нас столько всего происходит, ты можешь быть полезен. О цене договоримся.

– Полезен… в кои-то веки…

– Уверен, ты на мели.

– А кто нет? Это же Питер.

– Сейчас готовим выставку, «СТУК» называется. Открытие через неделю. Коммерсант из Роттердама заинтересовался некоторыми работами. Его Альберт нашёл, или он его. Кто разберет этих педиков!

– Этих педиков?! Смешно…

– Вчера целый день выбирали пространство. Ты уж извини, что не смог за тобой приехать.

– Всё пучком. Без обид, но общество Алисы мне приятней, чем Алика.

Воодушевление его переполняло. Такое состояние приятно удивляет, но спросонья сильно раздражает. Похоже, он учился манерам у Луи Калофруа. Макса по-больному впечатлили персонажи Жене. Он и мне симпатичен, особенно когда не трахают в уши его подражатели. Как не крути, всё же участь гостей терпеть хозяев.

Несмотря на свой бэкграунд, Макс старается в разговоре со мной держать интонацию, но периодически дает осечку и возвращается к наигранной манерности. Художник приземляется на пол рядом со мной и начинает усердно рыться в кармане пиджака. На бледном худом лице горят зеленые глаза. Вообще они с Алисой очень похожи, наверное, потому что двойняшки. Насколько мне известно, крепче связи этот мир ещё не придумал. Но разница есть: Макс унаследовал материнские глаза, а Алиса отцовские.

– Я думал, ты свалил. Мы пришли под утро, смотрю – спишь. Весь такой мятый, заблёванный. Просыпаюсь днём – тебя нет, но Алиса успокоила: далеко бы ты не убежал. Ты вчера в такое дерьмо был! Весело!

– Обоссаться можно… Есть история посвежей? Кстати, где Алиса?

– Кто её знает?.. Она хоть и старше, но мне не отчитывается.

– Альберт?..

– Да, он был. Опять разругались! Жмот хренов! Договоренность была: с нас идеи и реализация, с него – организация. Есть пространство, которое бы прекрасно подошло. Алику показалось очень дорого. «Не вписываемся в рамки запланированного бюджета!» Вот кто он, по-твоему?..

– Да вы для меня все на одно лицо!

– Знаешь, очень обидно. Похоже, он больше не верит в меня. Хотя в этот раз заинтересованность гораздо выше, люди из Европы приезжают. Он сорок процентов с моих доходов имеет. Паразит! Присосался к моим идеям. Нет сил сопротивляться такому уму. Ты не поймешь, но он хорош по-своему. Это просто бесит!

– У вас и доходы имеются?! Макс, с последней нашей встречи ты сильней опидарел. Не кажется, что эксперимент затянулся? Не обижайся. Я это к тому, что раньше ты мог вскрывать девчонок, как консервные банки. А теперь, мне кажется, вскрывают только тебя.

Макс достает маленький пакет и раскатывает несколько розоватых полос прямо на кафельном полу.

– Честно, затянуло… Давай взбодримся.

– Не уверен… мне и так неудобно перед Алисой. Думаю, я её раздражаю.

– Не прибедняйся. Ну, Горин, не бросай меня на дороге! Мы так давно не говорили по душам!

Откровенность начала пробирать нас минут через сорок. Сладкий мандраж пополз от черепа до пяток, оставляя зернистый след на коже.