Кира Бородулина - Эгоисповедь

– Звонила, – отозвалась я, – и на прослушивание ходила. Сегодня на репу иду.

Восторгам Виты не было предела.

– Какой ты могучий талант! Даже мужики им уже не нужны, во как!

Что толку от таланта? – сказал бы мой отец. На хлеб не намажешь, и восхищаются им недолго – чаще завидуют.

Ровно в шесть я пришла на базу. Ребята еще не все собрались – не было Сфинкса, а те, кто был, коротали время за чаепитием. Встретили меня тепло и дружелюбно, будто я тут сто лет ошиваюсь.

– Терь, можно тебя на минутку? – я подошла поближе к Террору и тронула его плечо.

– Конечно! – расплывшись в улыбке, ответил он.

Чему радуется, чудик? Не знает, что я ему сказать хочу!

– Кто у вас тексты пишет?

– Я и Ник, в основном, – ответил Теря, – но если у кого из ребят хорошие стихи появятся, мы их тоже обрабатываем. А что?

Мы отошли в другой конец комнаты, я извлекла из рюкзака драный файл с текстами и мягко повела речь о том, что есть-де тут ошибочки. И как могла корректно стала посвящать его в правила английской грамматики. Террор так изменился в лице, что я с трудом сдержала приступ хохота. Брови сдвинулись, губы вытянулись в ниточку, глаза прямо-таки впились в этот несчастный лист и чуть не вылезли из орбит, а на лбу выступила испарина.

– Слушай, а почему это ты так во всем этом сечешь? – почти шепотом спросил Теря.

– Знаешь, было бы странно, если бы я ничего не секла, – улыбнулась я. – Специальность обязывает, иняз финишт.

– А-а-а! – Террор так шумно выдохнул, что ребята в другом конце помещения оторвались от чашек с чаем и воззрились на нас, но ничего не сказали. – А знаешь, это же круто! – Мой собеседник опять засиял улыбкой и пояснил: – Нам повезло еще больше, чем мы думали! Эй, ребята! Наш вокалист еще и англичанка по совместительству!

– Я так и думал, – отозвался Ник, – произношение у тебя шикарное, я еще вчера отметил. Да и тексты забугорные так хорошо знать – других максимум на куплет хватает и то с ошибками.

Вот ведь, отметить отметил, а похвалить не удосужился. Только руки на груди сложил и хмыкнул «ну послушаем…». Впрочем, обиды у меня ни на кого не было. Я вообще себя этим чувством не обременяю, и так жизнь тяжелая.

Террор попросил клавишника наиграть мне мелодические линии, пока нет остальных, я же могу потренироваться в исполнении некоторых песен.

– А когда наш оболтус придет, мы тебя поразим своим искусством! – хохотнул Цыпа, которого зовут Гришей, и он этого не стесняется. – Забабахаем мертвый концерт, потому что пока без вокала.

– А вообще, ты такую музыку любишь? – всполошился вдруг Теря.

Тут уж никто сдерживаться не стал – все так и грохнули от хохота.

– Тэр, на ней написано, что она любит! – отсмеявшись, просветил друга Гриша.

– На ней написано Metallica, а мы играем не совсем то, – Теря начал говорить агрессивно. – Ты, надеюсь, диск-то послушала? – обратился он ко мне, отвернувшись от хохочущих ребят.

Боже, в какой детсад я попала! Я закатила глаза и кивнула.

– Ну и как? – Теря сбавил шумы.

Я не была настроена петь пришедшие мне в пьяную голову дифирамбы. Пусть не зарывается.

– Ну, в целом устраивает?

– Более чем, – ответила я и отошла к Нику.

Полчаса или больше он наигрывал мне мелодии, которые потом обрастали моим голосом, правда, пела, глядя в листок с текстами, что мне не нравится – так не концентрируешься на музыке, а все внимание уделяешь чтению. Был бы у меня синтезатор, я бы поучила свои партии и пришла бы подготовленная, но петь с листа пока тяжко.

Остальные давно пришли и слушали наши «черновые наброски», окружив почти вплотную. Я раньше думала, меня такое напряжет, но на деле оказалось легче, чем в мыслях. Теперь придется все время так работать, что поделаешь. Да и пока я тренируюсь, еще и манеру свою не обрела, только чужое копирую. Причем, обладая хорошим слухом, я копировала не только манеру исполнения, но произношение, если песня на английском. Слухачам вроде меня надо петь свое, чтобы найти свою манеру. Свои песни у меня, конечно, были (я неспроста говорю об этом в прошедшем времени), но их почти никто не слышал, а самостоятельно оценить манеру исполнения я не могу. Со стороны слышно, а при исполнении не понятно.

– Ребят, может, хватит? – подал голос Цыпа. – А то вы так можете и до утра петь, а нам тоже надо дела делать.

– Ладно, тогда после мертвого концерта я готов поработать сверхурочно, – улыбнулся Ник, но улыбка его была не такой светлой и открытой как у Террора, а скорее едва заметной, как отголосок ноты ре в первой октаве. Именно отголосок, а не сама нота.

– В индивидуальном порядке, что ли? – хмыкнул Цыпа.

– Ну, хочешь, и ты посиди с нами, – буркнул в ответ Ник.

– Ой, хорош препираться, давайте уже играть! – заерзал Сфинкс.

И они начали играть, потратив минут пять на настройку. Знала бы Лика, на каких гитарах они играют – слюной бы захлебнулась! Paul Reed Smith, Les Paul и Jackson – это только те, что я разглядела. Каждый занят своим делом, каждый от этого балдеет и чувствует себя на своем месте – счастливые люди, сразу видно. Пусть в обычной жизни они такими и не кажутся, но когда играют – светятся, и такого света не спрячешь и не удержишь. Они слушают и слышат друг друга, но при этом у каждого партия со своим флером и завихрениями.

В общем, у меня праздник. Ведь, по сути, впервые слышу не профессионалов на сцене, которые на музыке деньги зарабатывают, а подвальных ребят, которые играют ничуть не хуже. Причем, играют классику, которая среди молодых тяжеловесов не популярна. Правильно сказал Удо по радио: «В наше время писали песни, а сейчас – кто быстрее запилит соло, кто громче прорычит, кто страшнее каркнет, у кого тексты кровавее». И еще он отметил, что развитие технологии портит музыкантов – у многих прекрасная запись (спасибо компам и хорошим прогам), но на сцене они никакие – не то, что играть, даже инструменты в руках держать не умеют. В общем, если существует в мире около тридцати тысяч тяжелых групп только известных (а сколько сидит по гаражам!), то, ясное дело, все из кожи выпрыгивают, чтобы этот искушенный мир удивить. Кажется, что осталось только это желание, а о музыке забыли.

Я разве что до потолка не подпрыгивала и на дифирамбы не скупилась. Да еще концерт для меня одной!

Ребята ушли, оставив нас с Ником разучивать песни. Остался и Террор – не представляю, как бы он нас покинул. Он то тихо сидел на старом диване, то ходил из угла в угол, нервно теребя подбородок, то стоял неподалеку, уставившись в потолок и скрестив руки на груди.

– Классный слух у тебя, хватаешь все на лету, – похвалил Ник.

– Спасибо, – равнодушно ответила я.

– Может, сыграешь что-нибудь сама? – вклинился Теря. – Ты же говорила, что умеешь играть на пианино…