Михаил Земсков - Саксофон Гавриила

Лена выглядела расстроенной. Я обнял её:

– Не расстраивайся. Купим новый набор.

– Но дело же не в новом наборе… А в том, как и куда могут исчезать вилки из квартиры. Тебя это разве не беспокоит?

– Беспокоит, но… может, есть какое-то объяснение. Помнишь к нам приходили гости. Может, у кого-то из наших друзей клептомания, например…

– Отодвинь холодильник, пожалуйста.

Я отодвинул холодильник. Под холодильником кроме пыли и грязи лежала чайная ложечка.

– Вот видишь – зато ложечку нашли, – обрадовался я, – всему находится логическое объяснение…

– Но это ложечка, а не вилки… Которых у нас пропало пять штук. Отодвинь ещё стиралку.

Отодвинуть стиралку оказалось сложнее. Тем более, что она была зажата с одной стороны газовой плитой, с другой – шкафом. Лена пришла мне на помощь, и вдвоём мы оттащили её от стены. За стиралкой около плинтуса лежала одна мельхиоровая вилка.

– Ура! Одна есть! – Радостно воскликнул я. – Вот видишь, все находится.

– Это только одна, – озабоченность не покидала Лену. Точнее она немного уменьшилась, но совсем ненамного – как мне показалось, прямо пропорционально количеству найденных предметов, то есть на двадцать процентов.

Мы расставили мебель по местам и сели за стол.

– Я иногда чувствую в этой квартире что-то не то… – Негромко проговорила Лена.

– Из-за вилок?

– Из-за них тоже. Ну и из-за дивана, конечно – что он стоит не по фэн-шую… Какая-то не та здесь энергетика.

– Может, здесь барабашка водится? – Улыбнулся я.

– Вполне возможно, – серьёзно ответила Лена. – Ещё и ты как-то изменился с того времени, как начал ходить на актёрские курсы. Чувствую в тебе что-то новое.

– Хорошее или плохое?

– Разве можно так упрощённо рассуждать о подобных вещах?

Мы замолчали.

– Если тебя так беспокоит диван, давай все-таки его передвинем, – прервав паузу, предложил я.

– Но тогда нам придётся выкинуть тумбочку с телевизором…

– Что-нибудь придумаю. Обещаю, – я погладил Лену по руке.

Первый раз за все время психотерапевтического лечения мне не хочется идти к Игорю Ивановичу. Чувствую внутри какую-то необъяснимую неуверенность и дискомфорт. Тревожно. Задерживаюсь на работе, бессмысленно открываю и закрываю на экране компьютера разные файлы, как будто мне срочно нужно сделать какое-то важное дело, но я не могу вспомнить, какое. Но ничего не делаю, а подсознательно тяну время, чтобы в один момент неожиданно «опомниться» и сказать себе «ой, как поздно уже… Опоздал на сеанс… Теперь не имеет смысла ехать».

Вдруг резкий телефонный звонок (а он всегда резкий в такие моменты – когда сидишь за компьютером, открываешь бессмысленно документы, делаешь вид, что работаешь, и тянешь время). На экране «Лена».

– Привет! Ты ещё не у психотерапевта?

– Я ещё на работе. Тут…

– Я просто захотела услышать твой голос. Покупателей сейчас все равно мало. Можно немного отвлечься. Расскажи мне что-нибудь.

– М-м…

– Тебе нечего мне рассказать?

– Н-нет, просто пока думаю, что тебе рассказать.

– Ну расскажи мне, что снилось тебе ночью. А вообще почему ты ещё на работе, а не едешь к психотерапевту?

– Задержался. Тут кое-какие дела были…

– Слушай, тебе уже давно нужно ехать, а то опоздаешь.

– По-моему, я и так уже к нему не успеваю.

– Выходи прямо сейчас и езжай. Расскажешь про свой сон вечером.

– М-м-м… Думаю уже не ехать.

– Ты что, сейчас тебе ни в коем случае нельзя пропускать. Может потеряться вся динамика и прогресс. В течение таких курсов лечения могут быть спады настроения, ощущения, что курс не помогает, но в такие моменты ни в коем случае нельзя бросать. Это, наоборот, признак, что все идёт по плану, происходит своя динамика.

– Да нет, все в порядке. Просто со временем как-то…

– Все, больше не буду тебя отвлекать. Пожалуйста, выезжай прямо сейчас, пожалуйста. Это действительно важно для твоего лечения. Хорошо, зая?

– Хорошо. Еду.

– Ну и умница. Целую, до вечера.

Я отключил телефон. Открыл новый файл. Накладная на доставку двух письменных столов. Навёл курсор мышки на «2» в строке «количество». Кликнул на что-то ещё бессмысленное. Потом закрыл компьютер и поехал к психотерапевту.

– Ты попадаешь в один из важных дней своей прошлой жизни. Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– Я обут в сандалии.

– Хорошо. Посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Труп чужеземца. Он лежит около кустарника. Его лысая голова пробита. Чалма валяется в стороне. Его убил кто-то из нашего селения за то, что он говорил много богохульных вещей и часто смеялся. У меня внутри есть подозрение, что его убил мой старший брат. В селении никто не опечален смертью чужеземца. Скорее даже наоборот. Мне кажется, что люди рады его смерти. Я единственный, кто скорбит над его телом. Боль и обида наполняют мою душу: доброго человека убили только за то, что он был чужестранцем, верил в каких-то странных своих богов и говорил на непонятном языке. Я снова думаю о том, как зол, жесток и несправедлив этот мир, и хочу скорее в мир небесный к своему отцу. Я достаю порошок, которым меня угощал чужеземец. Он научил меня делать его из грибов и трав, подсушивая их, растирая и смешивая вместе. Я слизываю щепотку. Боль и страх уходят из моего сердца. Я снова сижу на троне и ощущаю бескрайнюю власть над собой и всем сущим. Все очень просто. Все свершается в этот момент. Любовь свершается в этот момент и я свидетельствую её. Потом все становится холодным и осыпается вниз. Теперь я лежу на земле. Надо мной стоит моя мама:

– Иисус, что с тобой? Тебя опять кто-то побил?

Я улыбаюсь и ничего не говорю. Я чувствую присутствие чуда. Исчезают страх и мысли. Я понимаю, что нельзя любить, пока внутри страх и мысли. И это моя последняя мысль в тот момент. Я встаю и иду куда-то, свидетельствуя любовь.

– Ну-с, хорошо, – тихо мурлычет Игорь Иванович. – Последствия психологической травмы от убийства знакомого приводят тебя к тому, что возникает желание отгородиться от окружающего мира и с помощью различных средств, изменяющих сознание, создать свой воображаемый мир, которым ты можешь управлять, и в котором тебе будет комфортно. Но в будущем это только усугубит проблему, а возникающая наркотическая зависимость погубит тебя. Поэтому давай с самого начала изменим эту ситуацию и сразу расставим все по местам. Ты снова видишь перед собой тело умершего знакомого. Ты видишь его?

– Да, я вижу тело чужеземца около куста.

– Ты чувствуешь определённую долю вины из-за того, что он погиб. Из-за дружбы с тобой он задержался в твоём селении, и погиб. Хотя мог двинуться в путь раньше и тогда бы остался живым. Из-за этого латентного чувства вины тебе кажется, что его убил твой старший брат. Хотя это не так. И твоей вины в его смерти нет. Он сам ответственен за свои поступки и сам должен был чувствовать, что ему стоит говорить в твоём селении, а что нет, и как ему стоит вести себя чтобы не обидеть хозяев того места куда пришёл. Твоей вины в этом нет. Но тебе дорог этот человек, и теперь ты выполнишь все то, что живой должен сделать по отношению к мёртвому, отдав тем самым последний долг своему знакомому. Ты похоронишь его по обычаям и с почестями принятым у тебя в селении. Это все, что ты сейчас можешь сделать для этого человека, и ты полностью выполняешь свой долг перед ним. Ты делаешь это?