Григорий Кляйн - Осмелившийся возродить Третий Храм. Начало проекта

На некоторое время в горле появился комок, заставивший замолчать. Успел перевести дыхание. Маленькая пауза подчеркнула внимательную тишину, стоящую вокруг.

– А потом все сидели у костра, искры которого уносились в бесконечность, к звёздному небу. Пели песни, мечтали о будущем, которое виделось только счастливым, справедливым и долгим.

Задушевные мягкие слова проникая в каждое сердце. Неожиданно чётко зазвенели металлом.

– Никто из них даже не мог представить в тот вечер, что над родиной уже расправляет чёрные крылья птица смерти. Что не пройдёт и месяца, как мальчики их выпуска вместе с классным руководителем уйдут на фронт. Ценой своей жизни, спасая человечество, этот мир, эту поляну, эту надпись на скале.

В напряжённой, кромешной тишине голос продолжал звучать колокольным звоном.

– Не зная того, что вскоре Роман, голодный, оборванный, тяжелораненый, несколько ужасных дней и ночей будет с боем вырываться из вражеского окружения. Сжав из последних сил зубы, помогая себе, где штыком, где гранатой, где голыми руками, прорвётся в расположение действующей армии. Вручит, передавая командованию пробитое пулями и осколками боевое знамя своей дивизии, разбитой в неравных боях с фашистскими захватчиками. Которое, несмотря на тяжелейшее ранение, смог спасти и вынести на своей окровавленной груди. А выполнив самый священный солдатский долг, останется, среди других добровольцев, прикрывать уходящую на восток мирную колонну стариков, женщин, детей, измождённых нечеловеческими муками и страданиями. Никто не знал тогда, что выполняя поступивший категорический приказ продержаться хотя бы один час, смогут удерживать лавину вражеского десанта в три раза дольше. Дав тем самым возможность свежим войскам занять оборону.

Голос стал тише и печальней.

– Что их всех до единого, растерзает на куски артиллерийский огонь прямой наводкой и сожжёт страшная бомбёжка обезумевших врагов. И, конечно, никто тогда не знал, что когда глубокой ночью на место гибели героев, проберутся местные жители, им даже нечего будет похоронить, кроме обрывков окровавленной формы и небольших останков человеческих тел. Что будут найдены и сохранены до светлых дней освобождения, несколько обгоревших фотографий и документов погибших здесь воинов.

Вновь голос заметно смягчился и потеплел.

– А тогда все сидели у костра, пели песни, мечтали о будущем. И не знали, что, словно предчувствуя скорую гибель, Мария, через ряд лет, вернётся к этой скале проститься с памятью о любимом. А вскоре, отрезанная огнём пожара, с верхнего этажа горящего детского дома, на связанных простынях будет спускать вниз маленьких детишек. Успеет спасти всех, а сама заживо сгорит под рухнувшей кровлей.

На несколько секунд вновь наступила напряжённая пауза. Я надеялся донести до всех свои чувства, свои переживания. Безумно хотелось быть услышанным и понятым людьми. Чувствуя кромешную тишину, с огромной благодарностью ощутил каждой частицей тела, задуманное удалось сделать. Громко, теперь уже чётким, командирским голосом произнёс.

– Эта песня посвящается моим ровесникам, отдавших жизни за свободу, счастье и независимость нашей Родины! За нас с вами! Комсоргу и старосте десятых классов 19 средней школы города Алма— Аты выпуска 1941 года, Марии Блёнд и Роману Шелихову. А также их любимым классным руководителям, находящихся сейчас в зале, и всем вам хорошо знакомых, Евгению Давыдовичу и Мире Соломоновне Боренштейн.

Боковым зреньем увидел слёзы на многих лицах. Свет потерял яркость, как при начале показа фильмов в кинотеатре. На задней стене сцены возникло изображение огромной, во весь экран, старой фотографии. На фоне школы стояли, обнявшись, эти учителя, ужасно молодые и зажигательно весёлые. А рядом, прижавшись, паренёк и девушка, невероятным образом очень напоминавших уже других, сегодняшних Романа и Марию. Над ними, на самом верху фасада здания, висел транспарант, поздравляющий выпускников 1941 года с окончанием школы. С непередаваемым восхищением все до одного человека повернулись и зачарованно смотрели на главных героев, только что прозвучавшей истории. Евгений Давыдович обнимал жену за вздрагивающие плечи, прижимая к себе, стараясь облегчить тяжёлое известие. Никто и никогда не видел таких побелевших лиц, с широко раскрытыми глазами, заполненными до краёв невыносимой болью за всех учеников, не вернувшихся с долгих, страшных дорог войны.

Замечательная песня множество раз звучала по радио, по телевидению, но теперь слышалась и открывалась совершенно новыми гранями. Снова сочетание звуков скрипки и ударника создали необычный эффект, без труда затрагивающие лучшие струны каждой души. Голос Романа, музыка, услышанная только что история, погрузили людей в печальное, но в то же время прекрасное душевное состояние. Возникла необычайно дружеская атмосфера, заполняя всех без исключения радостью и любовью. Размягчились сердца, плохие мысли улетучились, оставляя место сиянию утренней зари. Заполненный до отказа зал стал одним большим, добрым человеком, с одухотворёнными помыслами, дыша одним дыханием, переживая одним сердцем. Каждый видел, что— то личное, сокровенное, самое дорогое. Среди этих картин представлялась плывущая в небесах пара белоснежных лебедей.

Мария тоже видела прекрасных птиц, чувствовала их ласковые крылья. Они были сильными, словно руки любимого, родного и единственного человека, обнимающего её тогда в парке, на их скамейке. Казалось никогда, не приходилось слышать таких чувственных, обращённых только к ней одной, заботливых интонаций. Ясно понимая, слова песни – прощальный ответ на всё произошедшее. Казалось, любимый никого не видит, и даже не смотрит по сторонам. У рядом стоящих с певцом музыкантов на глазах выступили и заблестели слезинки. Так близко, словно собственную боль, принимали горе и страдание товарища. Прошло всего несколько лет, как познакомившись, впервые узнали друг друга. Любовь и уважение к его маме заслуженно перешли на сына, и он платил друзьям теми же светлыми чувствами.

Музыка стихла, и только тихо, тихо, чуть слышно плакали скрипки. Наконец, взгляды, двух половинок одной судьбы, встретились и соединились светящейся дымкой. И именно в этот момент, как в только что рассказанной истории, повторилось необъяснимое чудо! Взгляд Марии, обращённый к Роману, на глазах у всех стал превращаться в живой розово— голубой свет, умиротворяя находящиеся рядом сердца. Каждой клеточкой тела они чувствовали согревающее прикосновение и ласковое, нежное убаюкивание.

Один в центре сцены, среди света, яркого вспыхнувшего прожектора, юноша перестал петь. Лоб покрылся горестными морщинками, в глазах на мгновение сверкнули капельки слёз, а поседевшие волосы заблистали, отливаясь серебром. Вдруг мамин образ высветился чёткой, безмерно любящей улыбкой. Явственно ощутив на плечах тёплые, требовательные руки и, сознание не задумываясь, исполнило родительское указание. Не сводя с Марии печальных глаз, видя только лицо безумно любимой девушки, по которому тихо струились, блистая, маленькие бриллианты. Я опустился на колени перед ней и затихшими в изумлении зрителями. Остановилась, смолкла музыка, вместо неё тихими словами, полными страдания и отчаяния, вновь заговорило моё сердце. Прощальный крик души, чувство безмерной утраты, закат жизни слышался в окружающей тишине.