Григорий Кляйн - Осмелившийся возродить Третий Храм. Начало проекта

Через слёзы, застилающие глаза, не имея сил сдерживать молчаливых рыданий, стояли рядом и, не отрываясь, смотрели на родное лицо. Понимая, это одна из последних наших встреч. Вдруг произошло сверхъестественное чудо. Лицо порозовело, исчезли признаки боли. Глаза приоткрылись, губы шевельнулись и отчётливо произнесли:

– Мама! Твоего сына здесь нет! – И уже для остальных.

– Вы ищите! Найдите его среди живых. Меня зовёт и ждёт ваш отец.

Наши руки одновременно опустились на бинты, скрывающие родное тело. На этот раз словно пытаясь задержать, оставить её жизнь вместе с нами. Увы, она ушла навсегда. Видимо, таинственное известие облегчило страдания, и всемогущая смерть не смогла стереть вдруг на мгновение появившейся улыбки.

– Вы слышали, или мне всё это пригрезилось?

Бабушка переводила удивлённо— вопросительный взгляд с одного на другого. А в ответ видела, потрясённые произошедшим откровением, утвердительные кивания голов.

– Бабуля, мы найдём твоего сына, я обещаю. Мама, и твою просьбу исполню, клянусь тебе. Спи спокойно!

Странные, разрывающие душу неестественные интонации в словах заставили присутствующих в палате взглянуть на Романа и вздрогнуть от неожиданности. За несколько последних минут его волосы стали совершенно седыми. Врач вновь проверил пульс, выпустил руку, опустил голову и отвернулся.

– Мария Ароновна умерла.

Наклонившись и обняв маму, безудержно рыдали сестрёнки и бабушка. Прижав братишку, стоял рядом. Вспомнив когда— то виденный в кино схожий момент. Испытывая переполняющую сердце сыновнюю благодарность и долг, нежно взял и положил мамины руки, одну на другую. Затем навсегда нежно прикрыл глаза. Больше не было сил сдерживать душевную муку. Чувство невосполнимой потери подавило волю, по щекам текли слёзы, руки безвольно опустились.

Надежда, что произойдёт чудо, и мои, самые сильные на земле родители, справятся с болью, умерла последней. Без появления тепла, и чувства приятной дрожи, увидел название следующего книжного футляра: «Умение принимать ответственность на себя, отвечая за поступки и слова. Овладение ощущением личной индивидуальности с потребностью неприкосновенности от дурных влияний».

Открылась дверь, появилось несколько человек в белых халатах.

– Извините! Нам надо перевести тело, – слово больно резануло слух, – в другое помещение.

Тихо покатили кровать. В сознании почему— то совершенно не к месту запечатлелось, та предусмотрительно поставлена на маленькие колёсики.

– Я вас прошу! – почему— то задержав дыхание, обратился к санитарам.

– Пусть мама будет рядом с папой. Можно так сделать?

– Да, конечно. Они теперь всегда будут рядом.

Печально прозвучали в ответ чьи— то слова. И сразу, без всякой на то подготовки, закрылась очередная глава книги осиротевшей семьи. Ушли в прошлое одни, очень добрые и всегда оберегающие страницы. Открывая перед нами другие, по жёстким строчкам которых предстояло теперь идти, без самых дорогих для нас людей. В этот тяжелейший момент, окончился юношеский этап моей жизни. Окончательно и бесповоротно перешагнул порог во взрослую реальную действительность.

Вдруг в глубине сознания совершенно отчётливо прозвучал мужественный папин голос: «Сын! Теперь наравне с Олей, остаётесь за старших в доме». И тут же к нему, добавляя, подключился любящий мамин голос: «Мы знаем, вы справитесь!».

На мгновение плечи ощутили заботливые руки, прикосновение тёплого родного дыхания. Сразу, наподобие залпа траурного салюта, изнутри почувствовал перерождение в другого человека. Совершенно нового, спокойного, обладающего знаниями и мудростью тысячелетнего народа. Бойца, защитника слабых, помощника созидателей и творцов светлых, хороших начинаний. Из состояния отрешённости вывели тихие слова младшей сестрёнки, сказанные пророческим голосом.

– Как жаль! Не поняла странное состояние сильного беспокойства и тревоги. Охвативших с раннего утра, о родителях и большом Алексее. Не отпускавших сердце до трагического известия! Ещё не научилась читать посланные небом предупреждения. – Катюша вытерла слёзы.

– А причём здесь Ведерников? – Я ещё не совсем вернулся на землю.

– Так ты не знаешь? – Сестрёнка опустила голову.

– Он первый бросился спасать малышей. Там был его младший братишка. В итоге сильный ожог лица и глаз, сложный перелом ноги. А вот руки и главное пальцы нашего музыканта остались целы. Люди видели, когда началась рушиться кровля, папа почти силой успел вытолкнуть их в окно. Видно не успев крепко завязать верёвку из простыни. Уже потом бросился к маме, так как её не было видно. Хорошо, перекрытие рухнуло частями, а не полностью. Что очень быстро приехали пожарники и успели вытащить родителей из под обломков.

На больничном дворе стояло множество знакомых и совершенно не знакомых людей. Поникшие фигуры говорили об утрате, затронувшей не только нас, но и тех, кто молчаливо присутствовал здесь. Кто ещё долго будет приходить, и приезжать проститься с прекрасными людьми – нашими родителями.

Первыми обняли мои плечи Матус и Ольга Ароновна. Подходили выразить искренние соболезнования папины и мамины сослуживцы, друзья, соседи и многие другие, иногда совсем незнакомые люди. Отвечал на вопросы, что— то говорил, принимал какие— то решения. Но взор постоянно останавливался на окнах морга, где сейчас находились родители, и куда нельзя было входить. В последующие часы решались дополнительные и обязательные вопросы. Хотя нас и старались освободить от многих проблем, но без участия представителя семьи, обойтись, конечно, было нельзя.

Каким— то образом быстро разлетелась трагическая весть. Из разных далёких и близких городов, со всех концов страны приходили телеграммы соболезнования, приезжали бывшие мамины воспитанники, сослуживцы отца, друзья. Шли и шли жители посёлка, навсегда попрощаться с родителями. Они лежали рядышком в гостиной нашего дома. Маму одели в светлую одежду. Папу в офицерский мундир, который так шёл ему, и которым мы всегда любовались. Вокруг было огромное количество самых разноцветных цветов. Мужчины, отдавая последние почести, сменяя друг друга, несли по дороге до кладбища на руках, два гроба с телами самых дорогих для нас людей. А за ними медленно двигалась скорбная, многолюдная процессия и наша, разом осиротевшая семья. Только несколько лет мы прожили здесь, а мама проработала в поселковом детдоме, но как много народа было на похоронах. Стоял солнечный и тёплый день, прохладный ветерок шелестел в пожелтевших листьях деревьев. Не было сил сдерживать рыдания.

– Вытри слёзы! У евреев на похоронах нельзя плакать. Нужно сказать, Благословен Праведный судья! И радоваться, ведь они рядом с Богом! Для их светлых душ это праздник.