Лола Малу - Пока ты был со мной

Из-под кровати высовывали свои мохнатые лапки пауки.

У меня началась паническая атака. Пересилив свой страх, я вскочил с кровати, побежал к столу и включил лампу. Пауки и духи вмиг исчезли.

Отец продолжал выключать свет, а я продолжал включать, когда становилось совсем страшно. Так продолжалось какое-то время, пока вдруг однажды отец не узнал.

Он говорил со мной как с дурачком, умалишенным. "Если я еще хоть раз увижу в твоей комнате свет, когда его быть не должно, я буду очень разочарован. Ты понял? " – после этих слов он как обычно поцеловал мою макушку, выключил свет и закрыл за собой дверь».

Так начиналось одно из писем Эрика самому себе. Он писал их почти каждый день, сидя в одиночестве в маленькой комнатушке. Окно теперь было одно, зато кроватей было две. О данном способе терапии он услышал где-то в коридорах колледжа: девочки, которых некоторое время величали «ванильными», громко обсуждали свои девичьи дела. Одна – та, что сидела на подоконнике и болтала ногами, советовала другой – той, что стояла подперев плечом стену, попробовать данный метод как альтернативу звонкам бывшим.

Многочисленные статьи от экспертов в интернете тоже рекламировали данный метод. То ли благодаря самовнушению, которым Эрик пытался овладеть, то ли благодаря своей обыденности метод и правда работал.

Когда парню становилось грустно, он не жаловался родным. Хотя очень хотелось обронить в телефонном разговоре с матерью случайное слово или хотя бы вздох. Чтобы она спросила все ли хорошо, и он бы ответил, что нет. И она бы тоже вздохнула: «Ох, дорогой». Но ничего такого, конечно, не случалось. Вместо этого под подушкой Эрика хранились две толстые черные тетради. Однако от писем не всегда легчало. Но по крайней мере, письма были всяко лучше психолога. В этом смысле Эрик был несовременным. Ему не хотелось прослыть человеком с какими-то проблемами. Эрик боялся, что его поднимут на смех, посмей он с кем-то поделиться тревогами. А потому помогал себе сам. Тем более деньги на специалиста пришлось бы просить у семьи. А врать матери он не хотел.

Ко всему прочему в их группе училась девочка с реальными проблемами. Она страдала от настоящей депрессии и избыточного веса, часто выходила в коридор прямо посреди лекции, возвращалась под конец занятия с красными глазами, которые удивляли однокурсников и преподавателей только первую неделю.

Чисто внешне Эрик не походил на страдальца. От природы он был улыбчив, а улыбка – это половина успеха, как любят сейчас говорить. Парень легко поддерживал даже самый скучный и нудный разговор, а еще действительно старался больше слушать, больше понимать того, кто рядом. Многие из его окружения, наверное, даже считали его другом. Но он знал, что ни с кем не способен сблизиться по-настоящему, а потому обходился только именами, без всяких этих новомодных «бро».

Он напросился в колледж, потому что хотел основательно подготовиться к ведению бизнеса, который рано или поздно должен был его настигнуть. Он не хотел быть на побегушках у отца даже первое время и надеялся, что учеба поможет ему вникнуть хотя бы в основы. Меж тем, спустя год обучения, он понял лишь то, что бизнес – это не только надевать деловые костюмы по утрам и скрипеть новыми туфлями по блестящим полам офиса на 90-м этаже.

Образ успешного бизнесмена он рисовал, конечно, в первую очередь с отца. Но когда приходил дядя, Эрик обожал сидеть у того на коленях и теребить гладкие постоянно разные галстуки. Мальчишка мечтал совсем как взрослый хрустеть белыми большими бумагами, которые дядя доставал из своего кожаного портфеля. О края бумаг можно было даже порезаться, если взять слишком неаккуратно. Дядя трогать документы не разрешал, и они снились Эрику: нападали и резали острыми краями руки мальчишки до крови.

Ему хотелось быть таким же важным, как взрослые: стучать каблуками по офису, чтобы Франс называла его мистером, а не просто Эриком, и приносила в его спальню не сок, а черный кофе в крохотной чашке в сопровождении высокого стакана кристально чистой воды.

Несмотря на наличие отца, матери, старшего брата и Франс, он рос как-то сам. Брата он любил и одновременно боялся. Слишком уж тот казался высоким и худым. Побоев и насмешек Эрик не знал, но его пугало другое: пустота в огромных братниных глазах, равнодушие и отчужденность от семьи. Брат не принимал участия в семейных вечерних разговорах, даже когда сидел в той же комнате, что и все. Спрятавшись за книгой, старший словно исчезал.

Комната его выглядела как маленькая библиотека, в которую пытаются вместить непомерное количество книг. Они валялись повсюду: на полках, подоконнике, прикроватных тумбочках и столе. Картинки, записки, которые было невозможно прочитать – все это было похоже на лабораторию безумного алхимика, который весь свой бред записывает на клочки бумаги. Несмотря на хаос, брат всегда помнил, что и где лежало. Трогать вещи было можно, но Эрик не трогал. Разница между мальчиками была всего пять лет, но Эрику эти годы казались бездной, которую никогда не перепрыгнуть.

В детстве он старался походить на сверстников: играть в футбол, дразнить девчонок, учиться средне, чтобы не прослыть отличником. Однажды он даже подумал, что влюбился. Все было как в кино: он увидел ее на школьной перемене. Она была старше всего на год, но уже строила планы на будущее. Ему нравилось думать, что уже через несколько месяцев она уедет в другой город, и он ее уже больше никогда не увидит. Она говорила размеренно о своей будущей жизни и целовала его холодно, но все-таки хорошо. Она не мечтала быть актрисой, как все девчонки вокруг, а хотела идти в политику и собиралась учиться на дипломата. Порой он представлял себя на месте ее мужа: простого, одинокого, сидящего дома в ожидании ее с работы. Детей у них не было, потому что ей было бы некогда их вынашивать, рожать и растить. А иногда он все же представлял ее на красной дорожке. Он бы вел ее под руку, но спотыкался об этот треклятый ковер, и она бы хохотала. А потом видеофрагмент с этим моментом гулял бы по интернету, собирая тысячи томных комментариев.

Когда настало лето, девочка уехала и Эрик стал жить так, словно ее никогда и не было. Пустоты он не ощутил, и у него была даже мысль, что девочка была воображаемой. Как и все его духи и пауки в той страшной комнате, когда отец запретил ему включать свет.

И в колледже он старался не отставать от сверстников и попробовал травку. Ему понравилось, и он покуривал даже дома во время каникул. Курил прямо в спальне ночью, когда родители крепко спали. Курил, конечно, в окно.

Однажды он в очередной раз выпускал сладкий дым в ночное тепло. Он приехал всего пару дней назад и по-настоящему наслаждался временной свободой. В темноте стрекотали светлячки – у парня даже возникла мысль пойти и поискать их. Как вдруг старый дуб напротив осветился знакомым светом. В соседней спальне проснулся брат. Эрик вскочил и быстро затушил самокрутку, тихо-тихо сполз под подоконник. Сидел долго, слушая лихорадочный стук своего молодого сердца.