Олег Колмаков - Зловещие забавы славянского бога

Никаких вопросов Людмила Петровна более не слышала. Всё её существо, вся её душа и мысли, были уже там, в больнице у кровати суженного…

– Доктор, пока я не увижу своего мужа, не успокоюсь… – настаивала Людмила в кабинете заведующего нейрохирургическим отделением. – …Медсестра уверяет: будто бы он уже в сознании.

– Хорошо-хорошо. Но не более пяти минут… – согласился заведующий. – …Пациент очень слаб, он потерял много крови… К тому же, полученная травма слишком серьёзна. С головой шутки плохи… И чтоб никаких слёз. Ему рекомендуются, исключительно, положительные эмоции.

В сопровождении лечащего врача, Людмила Петровна тихо вошла в палату. Увидев своего супруга с перевязанной головой, да ещё и обвешанного со всех сторон какими-то капельницами, трубочками, проводами и прочими медицинскими штучками – ей, чуть было, не стало дурно.

Слегка приоткрытые глаза Василия отрешённо смотрели куда-то вверх. Казалось, он был без сознания или, вовсе без чувств. Однако заслышав посторонние звуки, тяжелобольной медленно обернулся к двери и встретился взглядом с Людмилой. В это мгновение и произошло нечто невероятное…

Вместо того чтобы обрадоваться приходу жены или, каким-то иным образом выразить свои чувства, пациент вдруг изогнулся всем телом, затрясся и ни с того, ни с сего, издал вопль ужаса. Будто бы увидел он вовсе не свою супругу, а зловещего и страшного монстра.

Реакция больного была настолько неожиданна, а главное, совершенно непредсказуема, что врач, во избежание более серьёзных осложнений, предпочёл развернуть Людмилу Петровну к выходу и скоренько закрыть за ней дверь.

– Василий Иванович, вас что-то беспокоит? – поинтересовался врач, вернувшийся к возбуждённому пациенту.

– Почему она здесь? – всё ещё трясущимся голосом переспросил больной.

– Это вполне естественно. Она ваша супруга. По-моему, нет ничего странного или невероятного в том, что ей, как самому близкому родственнику был выписан пропуск в вашу палату… – пояснил врач, стараясь говорить спокойно и предельно понятно.

– Доктор, скажите: как вас зовут?– вопрос пациента был несколько неожидан.

– Сергей Михайлович… – ответил врач. – …А в чём, собственно, дело?

– Дело, Серёжа, в том… Извини, Сергей Михайлович… Так вот, дабы не было между нами каких-то разногласий… Или, не дай-то Бог, ты принял меня за конченого психопата, я обязан внести кое-какую ясность. Смею официально заверить тебя в том, что моя законная супруга погибла более девяти лет назад.

– То есть, как?.. – ещё не зная, как относиться к словам Василия Ивановича, на всякий случай переспросил врач.

– Мы попали в автокатастрофу. В живых остался лишь я один. Вы сами можете в этом убедиться, если отправитесь на Восточное кладбище. Там, в самом начале двадцать девятой аллеи, вы запросто можете обнаружить её могилу. Людмилы давно нет, и быть не может.

Признаться, я вовсе не знаю, что за женщина, минутой ранее зашла с вами в мою палату: аферистка или привидение… Не спорю, она очень похожая на покойную. Да только у меня к вам будет очень большая просьба, никогда более не пропускать её в отделение.

– Хорошо-хорошо… – как-то совсем уж легко согласился Сергей Михайлович. – …Сейчас вы примите успокоительное и сможете нормально отдохнуть. Уж поверьте мне, сон лечит… Если не всё, то очень многое.

– Прошу вас: отнеситесь к моим словам более чем серьёзно… – не унимался чересчур возбуждённый Василий Иванович. Он продолжал выкрикивать вслед уходящему врачу отрывистые фразы. – …Она действительно погибла… Дом наш сгорел… А я, вот уж восемь лет бездомный и никому не нужный привокзальный бич.

– Что это было?.. Что с ним?.. Я ничего не понимаю… – Людмила Петровна поджидала врача в коридоре, у дверей палаты. – …Почему он так кричал?

– Не хотелось бы вас преждевременно огорчать… – озабоченно заговорил Сергей Михайлович. – …Однако боюсь, что состояние вашего мужа не настолько радужное, как мы первоначально предполагали. Честно сказать: с подобным в своей практике я встречаюсь впервые. Возможно, у вашего супруга произошла частичная потеря памяти… Вы только представьте… Ваш супруг с полной уверенностью берётся утверждать, будто бы вы, Людмила Петровна, погибли девять лет назад… Якобы, в автомобильной аварии.

– Доктор… – женщина оборвала врача на полуслове, так и не дав тому закончить. – …А ведь авария, действительно была. Тогда, девять лет назад, в его «Москвич» врезался грузовик с пьяным водителем. Однако меня, в тот злополучный день в машине не было. С утра мы немного повздорили и Василий, психанув, отправился на «нарезку» дачных участков один. Два месяца он провёл в реанимации.

– И какие травмы, если не секрет, он тогда получил? – поинтересовался Сергей Михайлович. Вновь открывшиеся обстоятельства, его чрезвычайно заинтересовали.

– Сложный перелом ноги. Он ведь до сих пор хромает. Перелом двух рёбер и тяжёлое сотрясение… – не задумавшись, ответила женщина. Она хорошо помнила те дни. Ведь, по сути, Людмила не отходила от мужа не на минуту, на равных с ним перенесла все его страдания. Потому и отложились они так остро и ярко в её памяти.

– Очень хорошо, что вы вспомнили о тех событиях. Не берусь утверждать с абсолютной уверенностью, однако допускаю, что мы столкнулись со скрытыми последствиями того самого сотрясения, усугубившиеся новой травмой. Одно наложилось на другое и получилось нечто третье. Человеческий мозг, увы, до конца непознан…

Итак, для Людмилы Петровны (как впрочем, и для других родственников) вход в палату Василия Ивановича Угрюмова, был временно закрыт. Однако с данным пациентом в тот день дважды удалось встретиться капитану милиции Орлову. Тому самому, что ещё утром сообщил жене пострадавшего о местонахождении главы семейства.

Первый раз, оперуполномоченный добился пятиминутного посещения сразу после ухода из отделения Людмилы Петровны. Во время данного предварительного опроса, потерпевший вёл себя довольно-таки уверенно, на вопросы отвечал чётко, и почти не раздумывая. Вот только, в своих ответах он (как показалось тогда Орлову) Василий Иванович нёс полнейшую чушь. К примеру, Угрюмов утверждал, будто сбил его электровоз, нёсшийся на полной скорости. Пострадавший с полной уверенностью брался утверждать, будто бы, живёт он, где придётся и, как правило, на вокзале… Основным своим занятиями (вместо рабочей специальности на крупном предприятии) он почему-то назвал промысел пустой стеклотары, попрошайничество и бродяжничество… И вообще, по словам потерпевшего: нет у него ни дома, ни семьи. Кроме того, Угрюмов наотрез отказался писать заявление в милицию о полученных травмах и побоях, ссылаясь на то, что сам во всём виноват. Дескать, сам вышел на рельсы, не заметил товарный поезд, потому и не имеет он к кому-либо претензий.