Александр Матвиенко - «Ни почести, ни славы»

В открытой двери красивая девушка с дорожной, большой сумкой в руках.

Смелый пронизывающий взгляд карим кокетством обдал мужчину. Виктория Александровна, во всей своей скромной красоте была похожа на ту, что вышла из пены морской.

Мужчина впервые за эти дни внутреннего противостояния, вздрогнул и удивился. На его лице вместе с неожиданностью, промелькнул лёгкий испуг. Испуг- конфуз, который приводит мужчину от появившейся так близко красоты.

– Ой, – скромно произнесла девушка, – а где Анна Николаевна?

Он, смотрит в её открытые, красивые глаза, лепечет:

– Умерла

– Как, умерла?

Она опустила сумку, в глазах промелькнул испуг, удивления и скорбь.

– Как, же так. – Встретилась с его взглядом. – Почему? Я квартиру у неё снимала. Вот к родителям ездила, а сейчас куда?

– Вот оно, что. – Слова о смерти привело его в чувства. – А, я-то думаю, что женское бельё в моей комнате делает? Всё передумал, а разгадка вот, на пороге.

Мужчина отошел в сторону, и уже из глубины коридора:

– Да, вы проходите, коль снимали, снимайте и дальше. Куда же вас теперь денешь.

Он, побрел на кухню.

Девушка закрыла за собой дверь, поставила сумку, сняла легкую кофту, повесила на вешалку.

– Вы, не волнуйтесь, я недельку поживу, а там новое жильё найду.

Открыла сумку, вытащила пакет и на кухню.

Он, вылил остывший чай в раковину, снова зажег конфорку, поставил чайник. Она на пороге, и сразу в действо.

– Мама тут варенье клубничное передала и пирожки, мы с Анной Николаевной всегда в это время чаи гоняли.

Он, смотрел на неё, как она хлопочет за столом, как по-хозяйски достает из буфета чашки, ставит их на блюдце, Ломаные его бублики, высыпает в пиалу, а на место их в широком блюде появляются румяные пироги. Густое варенье, массивным, клубничным джемом, вываливается из банки в прозрачные розетки. Всё быстро, ловко, все красиво, все по-домашнему. Вот и она, красивая, с горящими глазами, смотрит на него. Неловко улыбается.

– Давайте, что ли посидим, по-домашнему. Помянем. Вы глазами на вашу маму похожи, ей так не хватало вас. Почему всё, так быстро?

– Это точно, быстро.

Чайник не дал ему договорить, засвистел, требовательно и настойчиво.

Они только вдвоём лицом друг к другу, пьют чай. Она ломает пирожок, макает его в густой джем, подносит ко рту, откусывает маленькими кусочками, лишь потом запивает. Делает это просто совсем по-детски, смешно и забавно. Он, только чай, смотрит в её сторону. Она вся в разговоре, успевает пить, есть и говорить.

– Мне, Анну Николаевну в социальной службе посоветовали. Иди, мол, к ней на квартиру. Старушка одна, сын говорят, где-то на севере шастает, совсем забросил мать. А старушке ведь уже восьмой десяток, тяжело ей. Ты молодая, институт много времени не занимает, будешь присматривать, и тебе хорошо, и старушке не одиноко. Мне то, что лишь бы крыша была. Правда, в общежитии веселее, но где веселее, какая там учеба. Анна Николаевна, хорошая была, добрая, я её бабушка Аня, называла. Сядем всегда вечером чай пить, а она о вас. Всё досада её бедную тревожила, что внучат, так и не увидит. А вы, что же пирожки не едите?

Он, увлекшись её монотонностью разговора, её манерой, пытался проникнуть в её сокровенное, то, что скрыто за огоньком, лукавых, красивых глаз. Вопрос девушки не сразу дошел до него. Почувствовав свою неловкость, за скрытое наблюдение и повисшее молчания, произвольно потянулся за пирожком. Потом, уже вертя пирожок перед глазами, произнес:

– Домашние?

– Ну, а какие.

Виктория, уколола его взглядом, и опять продолжила свою трапезу.

– Давно не ел домашних, – укусив пирожок, добавил, – мать пекла, только по праздникам.

Мужчина, проглотив очередной кусок, с тоской в голосе заметил:

– Боже, как давно это было.

– Прошлое беречь надо, – она сказала с явным укором.

Он заметил это, хотел поймать её взгляд, но она лишь секунду стрельнула диким огоньком, сбив его мысли.

– Камень в мой огород, – сказал то, что было первым, там, в запутанных и уставших мыслях.

Она поставил чашку, перестала жевать, и уже смело с вызовом полным решимости, глаза в глаза, сказала:

– Я, сказала просто о прошлом.

– Иногда прошлое тянет назад. Свободные мысли должны жить без прошлого, – ответил он.

– Не дурно сказано, – она почувствовала его нерешимость и замешательство, продолжила, – но глупо, когда речь идет о близких людях.

Он, никак не мог проникнуть в её глаза, они были так красивы. Красота похожая на ночь, где звезды и манящая неизвестность.

Теряясь в мыслях, он мог только защищаться.

– Моя жизнь вечного странника, в ней отсутствует сентиментальность.

– Ну, если странник бездомный и гонимый, какие уж тут сантименты.

Виктория встала, – «на первый раз достаточно», подумала она.

– Вы, позволите мне не убирать. – Она провела взглядом по столу. – Дорога с двумя пересадками слишком утомительна, так хочется спать.

– Да, да конечно, что тут убирать, я уж тут сам.

Он остался сидеть, уткнувшись взглядом на вечерний стол.

Она, уже в своей комнате, закрыла за собой дверь. Глубоко выдохнула. Нашарила за спиной защелку, тихо задвинула её. Потом уже смелее подошла к окну, открыла его. Присев на маленький диванчик, подтянула к себе сумку. Немного порывшись в ней, достала пачку сигарет, распечатала, закурила. В жадной затяжке, сигарета чуть заметно дрожит. Затянувшись несколько раз, отвела руку в сторону. Рука, и правда еле видно дрожит, она скривилась. Полезла опять в сумку, теперь уже за телефоном. Первая мобильная связь, грубая и громоздкая занимала, чуть ли не всю её дамскую сумочку. Виктория встала, посмотрела на сигарету, обвела взглядом комнату, остановилась на цветочном горшке с геранью. Потушив в нем табачный огонек, вышвырнула окурок за окно. Подошла к двери, медленно открыла задвижку. Приоткрыв дверь, прислушалась. Темный коридор молчал, лишь из освещенной кухни, журчала вода с крана, и глухо звенела моющая посуда. Закрыв за собой дверь, подошла к окну. Присев на диван, набрала номер. Номер долго молчал. Она нервничала, наконец, там ответили.

Она, тут же, зашептала:

– Я, же тебе приказывала мобильный носить при себе. Мне наплевать, на шею повесь. Завтра начинаем. Не рано, смотри, чтобы поздно не было. Мужик слишком странный. Для северного «бича» мысли не в том направлении, впрочем, как и глаза, жуть, сверлят до самого сердца. Всё. Завтра.

Мобильный замолчал. Виктория, посмотрела в открытое окно. Ночь, на небе звезды подмигивали и гасли. Она встал, выглянула в окно. Двор действительно был на удивление тихим, даже какой-то глупо архаический. Старо было всё, от подъездных дверей, до мощёных, булыжных тротуаров.

Красавица и странник были вместе не долго. Ведь её толкало вперёд стяжательство, его любопытство рождённых чувств. Эти две разные грани большого куба жизни существуют в разных измерениях. Они не встречаются, они смотрят друг, на друга из-за угла прожигая напрасно своё время, и потому уже через несколько дней, глубокая ночь жестоко развязала этот сложный узел.