Александр Матвиенко - «Ни почести, ни славы»

Картину сквера и в нём маленького идущего человека, который почему-то вдруг, как-то неловко спотыкается, падает на скамейку и замирает.

И всё, мозг опять отключился снова белое пятно, опять боль в затылке. Одноногий скривился от отчаяния.

Машина удалилась, уехали глаза, забрав надежду, что-то вспомнить.

Одноногий очнулся от встревоженных голосов. Несколько человек держали его за руки, кто-то поднял упавшие костыли и заботливо подсовывал их под мышки. Сосед сухой старичок с плешивой сединой на голове, поддерживая несчастного, отчаянно картавя речь, произнес:

– Эй, Трофим, подай Трухану горячего, а то бедняга опять к небу подался. Видать давно у него кишка, кишке шиш показывает.

Трофим, мужик с большими, как лопата руками, говорит себе под нос:

– Пустое.

Он в очереди первый. Хватает в охапку своими здоровенными ладонями две миски, ложки, хлеб. Толпа поворачивает свои головы в сторону одноногого, Трофим уже народу:

– Это не голод. Он часто таким бывает. Протянет голову к небу, и замрет так на одной ноге, как одинокая коломенская верста. Ни костылей ему не надо, ни другой, какой опоры. Странно так стоит, будто к небу привязанный.

Старик не унимается, начинает спорить:

– Э, Трофим не скажи. Пустой желудок всегда к Богу тянется, а как только наполнишь его сразу к земле, как магнитом, бац и сел. Так, что Трухан давно в небеса хочет, вот и разговаривает с Богом. На пустой живот с ним о многом поговорить можно.

Трофим подошел к одноногому, протянул миску с горячим, вложил ему в руки хлеб и ложку.

Повернувшись к старику с глазами упрека, сказал:

– Ты, Федя с полными мозгами, улыбаешься, шутишь, Иногда вместо крови, в вены вино заливаешь. Живешь, одним словом. Прошлое, настоящее, все с тобой. А у него память вырезана. Тут ни с Богом, ни с чертом встретится, не суждено.

Одноногий заковылял с обедом прочь от толпы. Ему с трудом удавалось удерживать горячую похлебку и костыли. Приловчившись удерживать локтевым суставом костыль, и свободной рукой тарелку, он добрался до небольшой скамейки.

Трофим и дед Фёдор, смотрели ему в след, но никто даже и не подумал, чтобы помочь инвалиду. В этой среде, заведено лишь глазами, сожалеть и помогать.

Одноногий поставил рядом костыли. Без всякого аппетита принялся за обед.

Три месяца Фрол не мог разбудить память. Только больница больно резала ему сознания, и больше ничего, пустота.

Как только он пытался, что-то вспомнить, сразу же вспыхивал белый свет больничной операционной и слова доктора, сквозь расплывчатые лица врачей:

– Хочешь, не хочешь, а жить будешь, не твое ещё время. Правда, без ноги, но это лучше, чем куском в инвалидном кресле.

Потом ещё центр реабилитации, где задавали кучу вопросов, на которые он так и не нашел ответов. Потом ночлежки в приютах, и дневные хождения по незнакомому, но кажущему родному городу.

Сейчас он был в городском парке, сидел на скамейке, положив на колено костыли. Сидел и ждал. Почему-то он был уверен, что тот парень из черного авто, накануне изучавший сквер, обязательно придет сюда. Придет, и он опять прочитает в его взгляде, обладающим гипнотической силой, забытые страницы своей памяти. Прочитает и вспомнит, кто он и откуда.

Парк был немноголюден, вдалеке две молодые мамы с колясками мирно убаюкивали своих чад, несколько пробегающих прохожих, да молодая парочка в отдаленном углу ворковала любовной лирикой.

Толстого коротыша он заприметил сразу. Коротыш медленно брел вдоль пустых скамеек. Останавливаясь, он оглядывался по сторонам, и как-то странно подымал плечи, встряхивая при этом своим кожаным портфелем на полусогнутой руке.

Перед Фролом на миг промелькнул кадр, прочитанный и отснятый с того парня. Кадр с этим коротышом. Миг его испуганной физиономии, короткий всплеск руками и падение.

Одноногий встал, поправил костыли и, ковыляя, перешел на сторону коротыша. Фрол не спешил, ему ещё не было ясно, почему все так?

Коротыш, идущий сзади, испугано оглядывался.

Неожиданно он прибавил шагу, обогнал одноногого, и уже не оглядываясь, шел уверенно и быстро. Такой поворот показался Фролу подозрительным, чтобы не выдать себя Фрол чуть-чуть ускорил шаг и, оставаясь как бы равнодушным потупив взгляд под ноги, все же успевал фиксировать все впереди.

Безлюдный парк и его одиночки, раскиданные по углам, сливались с деревьями, растворяясь в цветных скамейках. Высокие в обхват каштаны, подрезанные пихты и ухоженные кусты сирени, наполняли парк одиночеством, не уютом и страхом.

Жаль, что Фрол не мог лететь впереди этого коротыша, обидно, что эти десять шагов к его спине, отдаляют Фрола, от тех кадров увиденных накануне.

Широкая центральная дорога парка полосовалась множеством узких, ухоженных и вымощенных камнем аллей. Коротыш резко свернул на одну из них. Фрол, потерял его за густой сиренью. Проковыляв несколько шагов, он заглянул за поворот.

Коротыш, как-то непонятно и неожиданно вдруг стал хромать на правую ногу, потом резко взялся за сердце левой рукой, правой же выронив портфель, потянулся к стоящей скамейке. Дотянувшись до скамейки, он тут же завалился набок и затих. Фрол, остановился. Подсознанием он почувствовал чей-то сверлящий в левое полушария взгляд.

Гипноз похожий на тепло, обдало его шею, щеку. Непонятное, но какое-то родное забытое чувство ожило в его сознании, и он повернулся навстречу ему. Они встретились глазами. Это был тот парень из черной девятки, его взгляд, пронизывающий, похожий на сон, взгляд удава, манящий и парализующий свою жертву.

Пока Фрол принимал его взгляд, восстанавливая, чужим гипнозом, утраченное свое сознание. Парень, успокоившись от чужого присутствия, медленно подошел к лежавшему портфелю, так же не спеша, поднял его, и только потом опять взглянул на одноногого. Взглянул, чтобы удостовериться, как сильно он пригвоздил этого одноногого своим психофизическим состоянием, именуемым гипнозом.

На взгляд, Фрол улыбнулся. Парень от удивления расширил глаза. Улыбка одноногого была наглой и смелой. Парень прищурил глаза, но поток, черных глаз с их волей подчинять и внушать, повис на расстоянии, от глаз, которые требовали, до улыбки того, кто сильней.

Потом все произошло на каком-то подсознательном уровне. Парень, с места крутанув свое тело на градусов десять, резко выбросил вперед ногу, целясь одноногому в подбородок. Одноногий, как будто ожидал этого удара, сделав на одной своей ноге разворот, он умудрился костылем направить силу удара в сторону, лишив парня равновесия. При этом же не останавливая свой разворот, он крутанулся на сто восемьдесят градусов и как виртуоз балерун с пируэта, костылем подрезал вторую ногу. Движущий силой своего удара парень рухнулся всем своим телом на брусчатку. При таком неожиданном полете, он смешно раскинул в сторону руки. Портфель вылетел и, скользя, по брусчатке метров пять, замер. Успокоился и парень, при падении затылок не выдержал, кровь маленьким ручейком раскрасила светлый камень. Фрол посмотрел на парня, потом на коротыша. Всё замерло, они и парк, лишь ветер нежно гладил сирень. Перебирая костылями, Фрол поднял портфель, прижал его подмышки и, не оглядываясь, побрел прочь. При выходе из сквера, он пересек узкую улочку с редкими проезжающими машинами, свернул в переулок. Проковыляв вдоль дома, повернул в арку, там во дворе остановился возле ветхого здания и два раза костылем постучал по видавшей подъездной двери. Вскоре подъездная рухлядь на скрипучих петлях вывалилась наружу. Из черной дыры показался Трофим.