Александр Елисеев - Город, окутанный тьмой

– Все-таки можно побороться, Евгений Иванович, можно. Сейчас знаешь медицина как развилась, скоро жизнь продлят до ста двадцати лет.

– А на что людям жить сто двадцать лет?

– Как на что, Игнат Васильевич, чем дольше человек живет, тем лучше, никто не хочет умирать.

– Долго жить хорошо молодым, а старым положено уходить в другой мир, так природа решила. Вот если б вы додумались, как молодость продлить, это да. В молодости вся сила, именно в ней человек живет по-настоящему. А потом только тихо ждет конца. И вы предлагаете старикам мучиться до ста двадцати лет? Спасибо, не надо!

– Да ничего ты не понимаешь, Игнат Васильевич, болеть люди будут мало, даже в старости.

– Старость, внучок, плоха не только болезнями, и даже не столько ими. Состояние души меняется, тяжело становится внутри, дышать трудно, старость душит человека. То ли дело в молодости – дышится полной грудью, сил и энергии хоть отбавляй, живи и радуйся.

– Помню я, Васильевич, какие мы тогда были. Как работали, с утра в школе, детишек учили, а после в поле, а потом еще в клуб на танцы до утра, и усталости не чувствовали, силы совсем не заканчивались.

– Да, это дух молодости, именно тогда мы были счастливы, Игнат, именно тогда. Это самое короткое, самое молниеносное и самое прекрасное время. Молодость проходит быстро, а старость тянется годами. Отвратительно…

– Хватит вам причитать, живи и радуйся. На работу ходить не надо. Денег хоть и мало, но на жизнь хватает. Что вам еще нужно?

– Молодой ты еще, Миша. Ходить на работу – это великое достижение и великое счастье жизни. Только в работе человек чувствует свою нужность, свое предназначение, и у него становится очень тепло на душе, словно горячий камень за пазухой греет. Работать друг ради друга, помогать – это ли не высшее наслаждение, – начал задумчиво философствовать Евгений Иванович. – Я вот до сих пор с огромной любовью вспоминаю то время. Наши цели, планы, рекорды. Смысл жизни был, и от этого души переполнялись счастьем. Полноценный отдых возможен только после длительной тяжелой работы. А сейчас даже у молодых отняли это, а про стариков и говорить нечего. И зачем прикажешь нам жить больше ста лет? Смотреть на молодежь и разрывать болью души? Нет уж, извиняйте.

– Молодежь – она разная, не вся бесцельная. Поэтому не так все плохо, – размышлял Михаил.

– Конечно, не вся, но новая жизнь вам не помогает, а ужасно целенаправленно мешает. Каждый день мешает, каждый час. Загоняет в эти бесконечные магазины, центры торговли, тьфу… – закончил свою мысль Евгений Иванович.

– А деревня-то, глянь, Миша, на деревню. Что видишь? Кто тут остался? Полтора старика, и все, молодежь разъехалась, и правильно, тут погибель. Дальше что будет? Смогут они без нас, без деревни? Ведь в деревне корень судьбы русского народа, его национальный код. Сейчас много сил брошено, чтобы его похоронить навсегда, но сможет ли без него Россия. Вопрос…

– Россия, Женя, и не из такого выбиралась, все преодолеет наша страна. И не такое преодолевали, одна война чего стоит… – вторил другой старик.

– Война… Россия выстояла, прав Васильевич, прав. И все же сейчас очень и очень отвратное время. Вот ты, Миша, что думаешь дальше делать?

– Буду работать здесь, лечить людей. Дом построить хочу.

– Ты, я надеюсь, понимаешь, что ни карьеры, ни денег у тебя не будет?

– В моей профессии это не главное.

– Рад, что у тебя такая душа, Миша, очень рад, такие люди и есть надежда России, – с гордостью произнес Евгений Иванович.

– Таким воспитали.

– Видишь, в деревне еще не разучились воспитывать настоящих людей, а в городе что? – буркнул старик.

– В городе все по-разному, Иванович, по-разному. Но в основном, конечно, через одно место, – махнул рукой Игнат Васильевич.

– А мне понравилось в городе. Там жизнь, цивилизация, развитие. Если б не моя привязанность к нашей деревне и не ответственность перед вами, я б остался с радостью.

– Оставался бы. Кому сейчас важна эта ответственность. Время другое, все думают только о себе и о своем кармане.

– Я так не могу.

– Ты способен, Михаил, жертвовать собой ради других, это великое качество почти исчезло в современных людях. А без него страна не сможет существовать. Мы восхищаемся тобой, – у Евгения Ивановича выступили старческие слезы.

– Жениться бы тебе удачно, – перевел тему второй собеседник Миши.

– Даст Бог, встречу свою судьбу, время придет.

– Дай Бог, дай Бог.

– Давайте расходиться, старички, поздно уже, завтра на работу. Пока.

– До свидания, Мишенька.

Молодой врач шел неспешной походкой по ночной деревне в сторону дома.

«Как же прекрасна летняя деревня в ночные часы, – размышлял Миша. – Чудесная прохлада опускается откуда-то сверху, словно великая божественная награда после жаркого душного дня, появляется свежий ночной воздух. Легкое посвистывание сверчков, эта вечная летняя песня, которая своим чудным исполнением наполняет душу мыслями о вечной жизни, об отсутствии всевластия смерти. Природа, природа летней ночи – погружаясь в нее, растворяясь, можно ясно почувствовать всевластие добра и вечного земного существования. А какие звезды покрывают небо в такое время, какие восхитительные светила жизни украшают наш земной путь, стоит только поднять голову, прочувствовать вечность, увидеть внеземные фонарики на небе, чтобы понять всю величественность вселенной, ее непознанность и таинственность. Глядеть в такую ночь на звезды и думать о вечной жизни – это и есть счастье.

Утром Михаил вел прием в своем медицинском пункте, народу было немного, зашла одинокая бабушка Феодосия Петровна, муж которой давно умер, а дети разъехались по городам и совсем забыли про мать. Она исправно всем говорила, что они периодически приезжают, привозят много подарков и зовут с собой жить в город. Но все жители деревни прекрасно видели и знали: за шесть последних лет бабушку никто не навещал, но чтобы не обидеть и не ранить эту удивительную по своей доброте старушку, всегда учтиво с ней соглашались и хвалили детей.

– Что у вас случилось, Феодосия Петровна? – поинтересовался молодой врач.

– Сердце что-то, сынок, болит с утра, ни разогнуться, ни согнуться не могу, мочи нет. Дай хоть таблетку какую.

– Сейчас, бабушка, давление измерим, а там посмотрим.

Михаил взял заботливо руку старушки и стал надевать манжету.

– Давление высокое очень, сейчас я сделаю укол, ложитесь на кушеточку.

Феодосия Петровна послушно легла.

– Укол я сделал, полежите тут пока, а через полчаса еще раз проверим.

– Хорошо, сынок, как скажешь.

– Расскажите что-нибудь пока.

– Да вот на той неделе дети приезжали.

– Правда, я что-то не видел?