Тори Грасс - В прошлой жизни я была мужчиной

В результате выяснилось, что все эти “ЕЁЮЯ” – как раз и есть то, чем я большую часть жизни и занимаюсь. То, чего я об этих процессах ещё не знаю – либо несущественные нюансы, либо алгоритмы не сложнее стандартных приложений смартфона, которые сегодняшние дети осваивают раньше, чем начнут говорить (что говорит само за себя, хи-хи). Одно из них даже оказалось элементарным текстовым редактором, не слишком удачным, с замысловатым и претенциозным интерфейсом – мне приходилось как-то пользоваться им, выкладывая материалы на сайт. Память не сохранила пышного имени, но физиономия оказалась знакомой…

Я сидела перед компьютером с зависшей над «энтером» рукой и решала дилемму. С одной стороны, в совершенстве владею тем, что требуется для данной работы. С другой – ведь не пройду собеседования, так как первый же вопрос выявит мою сугубую неосведомлённость в наименованиях каких-то протоколов, глубоко и безнадёжно для моей деятельности вторичных…

Есть такое слово – симулякр. Оно означает название несуществующего предмета, копию без оригинала, обёртку без содержимого. В эпоху победившего пиара, видимо, оно является критерием карьерного роста: чем больше у тебя таких фантиков, тем ты успешнее. Зачем производить сущности, если система довольствуется видимостями? Я, мы – симулякр!

А мы удивляемся кризису образования! Я не разеваю рот, я перманентно ищу новую работу, и пока она не находится, молюсь. – Кому? – Любому, кто услышит.

Вчера очередной раз легла на амбразуру, выгораживая коллег, которые не сдали документацию в срок. Ну не то, чтобы совсем легла: «стоически промолчала» будет правильней. Объективности ради, кололи всё-таки без особого пристрастия: к батарее наручниками не пристёгивали, в воду головой на выдох не макали – моё начальство просто до неприличия гуманно в сравнении с чиновничьей инквизицией.

Документация – личный кошмар педагога, да и любого служащего вообще, он является неотъемлемой частью глобального ужаса нашей системы. Мунку и не снилось. Его «Крик» – наша дежурная гримаса перед монитором. Когда смотришь на образовательные стандарты и прочие циркуляры, становится понятно, куда трудоустроились палачи после введения моратория на смертную казнь – рассосались по министерствам.

Какова эпоха, таковы и казни. То, что раньше проделывали с плотью, дабы воздействовать на волевые центры мозга, теперь применяют непосредственно к мозговым нейронам: так гораздо эстетичнее и гигиеничнее, даже костюмчик не мнётся, не говоря уже о том, на что он надет.

То, к чему раньше приговаривали преступников – теперь распространили на всё трудоспособное население, занятое в бюджетной сфере: а нехер зря проедать бюджет! Лечите вы там или учите – извольте это доказать. Никто не требует предъявлять результаты – просто напишите об этом! Всего и делов-то: заполнить пару томов таблиц и форм!

Пожалуй, ни в какой другой отрасли прогресс человечества так не очевиден, как по заплечных дел мастерам. Представители этого цеха, как правило, скромны, в глаза не бросаются, да и приговоры приводят в исполнение в рамках социально одобряемых действий. В нерабочее время их не отличишь от прочих обывателей, и только фанатичный блеск в глазах в момент изобретения очередной бюрократической удавки выдаёт их призвание.

Исключительная мера стала мерой административного воздействия, и в результате никто не лишается жизни. Во всяком случае, не сразу и не в биологическом её понимании. На фоне снижения смертности и увеличения продолжительности продуктивного возраста никто не обращает внимания на то, куда это добавленное нам время расходуется – на оформление планов и отчётов. Планов, которые имеют весьма отдалённое отношение к реальной работе, и отчётов, которые не отражают ничего действительно важного: бумага терпит всё: «Танцуй, словно никто не видит. Пой, словно никто не слышит. Пиши отчёты, словно никто не будет читать».

Беднягам сейчас непросто. Смертников уже давно на всех не хватает, а теперь и вовсе постные времена: гуманизм там, толерантность, мультикультурализм, политкорректность и прочие либеральные ценности. Перечень допустимых казней сжался до клочка шагреневой кожи не более банковской карты, и единственная ниша для почтенного цеха палачей – надзорные органы, достойные преемники Святейшей Инквизиции: как и в древности, им обеспечено покровительство закона.

И плюньте в бесстыжие глаза тому, кто вам скажет, что это только у нас такой специфический полигон бюрократических экспериментов. Как бы не так! Недавно слушала интервью всемирно известного американского профессора, популяризатора науки и автора бестселлеров: администрация Принстона и Гарварда обставляет обучение кучей условностей, непростительно вмешивается в науку и наступает на горло всякой свободной мысли.

Дело Прокруста живёт и побеждает!

Утром никогда не знаю, с какой стороны кровати оставила тапки: с одной стороны балкон, с другой всё остальное. Ночной балкон, отрада мизантропа – посмотреть на безлюдную улицу, послушать тишину, птичек, если дело к рассвету. Остановись, мгновенье, ты прекрасно, – требует мой внутренний Фауст, но выходят на тропу собачники и любители скандинавской ходьбы, проезжает первый трамвай, и пошло-поехало…

Однажды, когда тебя «накрыло» – что неудивительно при графике «двадцать четыре на семь» – на моё предложение взять больничный и хотя бы отоспаться ты ответил: а, ничего, отхиляю! Словечко мне понравилось, но я его тут же забыла и потом, когда «накрыло» уже меня, всё никак не могла припомнить.

Испытания нам даются в том числе и для того, чтобы осознать бесполезность «полезных советов». Особенно умиляют предложения «чем-нибудь заняться»! Безусловно, работы в мире больше, чем желающих её выполнять, а умеющих её делать правильно – и того меньше. Поэтому работа как гидра: на месте каждой отрубленной головы вырастает ещё с десяток, то есть чем больше её делаешь, тем больше остаётся. На каком-то этапе приходит понимание, что примерно две трети любой работы – это исправление косяков, как собственных, так и допущенных другими. Так что спасибо, чем заняться у меня уже есть!

«Да плюньте в лицо тому, кто говорит, что филологи —это нежные фиалочки с горящими глазами! Я вас умоляю! На самом деле они мрачные желчные типы, готовые язык собеседнику вырвать за фразы типа "оплатите за воду", "мое день рождение", "дырка в пальте"…» – Голос с последней парты: «А что не так с этими фразами?» – Преподаватель, поправив очки: «А на вашем трупе, молодой человек, они бы еще и попрыгали!» (Современный фольклор)

Тут давеча кто-то обмолвился, что нет ничего скучнее, чем разговаривать с филологами, этими провонявшими нафталином ханжами, цепляющимися к каждому слову, и тому подобное…