Тори Грасс - В прошлой жизни я была мужчиной

Вы это серьёзно?

О. Генри на вас нет, однажды сказавшего: «…с какой стати название профессии превращать в определение человека? Будем справедливы. Ведь мы не именуем «невестами» всех девушек, живущих на Пятой авеню» . Великолепный Уильям Сидни Портер, лучшие свои книги написавший в местах не столь отдалённых, вступился бы за честь нашей профессии – вот кто был истинным филологом по духу, даже не имея диплома Лиги Плюща. Ибо филолог – это не профессия, а образ мыслей. Даже, если хотите, образ жизни!

В девяностые, торгуя книгами, мы всё это проходили: шлюзы открылись, и на неподготовленные головы «дорогих россиян» хлынул поток популярной психологии, философии и беллетристики, качественной и не очень (в пропорции примерно 3:7). Сейчас даже забавно вспоминать, какой аджаб-сандал варился в голове от всех этих противоречивых «школ» и «практик». В общем, свершилось по писаному: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса…». Но даже мне тогдашней, неискушённой и жадной до чтения, всё это быстро прискучило.

Из прочитанного в голове зацепился только дзен с его ненатужным минимализмом, и это было единственное увлечение, оставившее по себе целую полку в шкафу: монографии, путеводители, справочники и художественные альбомы по японскому искусству…

Мы редко собираемся вместе, потому что вечно заняты – наши знания оплачиваются весьма скромно, так как они незаметны, как воздух, пока он есть. Но наша переписка в мессенджерах – это криптограмма, в которой все слова не то, чем кажутся на первый взгляд: оценить зашифрованную в них иронию способен только посвящённый. Вы читаете этот изящный, хорошо темперированный клавир, даже не подозревая о том гомерическом хохоте, который стоит за каждой из фраз. Даже если мы резвимся топлес в фонтане на главной площади, со стороны это будет выглядеть как чинная беседа институток под кружевными зонтиками где-нибудь в тёмных аллеях.

И, кстати, о Бунине, чей виртуозный мат впечатлил даже бывшего матроса: а что вы хотели от действительного члена Российской академии изящной словесности? – мат интересен нам не меньше, чем остальные феномены родного языка. Разница между нами и упомянутым матросом в том, что так, как он, мы умеем – но не наоборот. Грамотный филолог уест вас и без единого обсценного слова, но при помощи таких виртуозных дефиниций, после которых вам придётся долго и мучительно восстанавливать самооценку, тогда как ни один адвокат не сможет притянуть его к суду, ибо лингвистическая экспертиза как дважды два докажет абсолютную невинность и благопристойность использованных выражений.

Ничто не даётся так легко и не стоит так дёшево, как хорошие советы. Я сама могу насочинять таких практически любое количество. Беда в том, что они не работают. Ну, не то чтобы совсем, но имеют весьма ограниченную область применения. Это вам, ребята, не исцеление Лазаря, когда «и сказал ему: встань и иди – и он встал и пошёл». Жизнь неистощима на выдумки и на каждую нашу новую «вакцину» реагирует очередной своей мутацией – а как иначе заставишь нас шевелиться и шевелить мозгами? «Скушные» мы чуваки. «Скушные» и предсказуемые.

Ну, а так-то конечно: отхиляю! Вопрос только – когда? И что закончится раньше: отведённое мне время или сам квест? Таймер запущен.

Засим позвольте уверить Вас в глубочайшей преданности,

Ваша Глокая Куздра.

Кто это такая? А Гугл Вам в помощь!

У меня сбрендил тонометр.

Застилаю утром постель, а на прикроватном столике вдруг пикнуло, загудело и прибор начал с натугой, но самозабвенно закачивать воздух в манжетку. Я вздрогнула, но решила: может быть, случайно задела у него какую-то там кнопку? Тонометр ведь тоже мужского пола. Как и чем женщина может ненароком задеть мужчину – испокон веков остается тайной за семью печатями.

Каким образом такое могло случиться с моим тонометром – непонятно, но мало ли: меня изначально выпустили с заводским браком, и потому мои главные природные враги – всевозможные углы, дверные ручки, ограничители и прочие выступающие части конструкций, к которым я гарантированно прикладываюсь разными частями тела, приобретая актуальный принт леопарда-индиго. И хотя кнопка тонометра не только не выступает, но и даже слегка утоплена в корпус, с меня станется, привычно подумала я и переложила прибор на безопасное расстояние, отключив от сети и спустив из него воздух.

Но когда я покидала спальню, он заработал вновь и показал давление сто сорок на семьдесят пять, пульс – восемьдесят. Чьё оно, так до сих пор и не знаю: обычно сразу после случайного запуска дисплей выдаёт ошибку и прибор отключается автоматически. Но не на этот раз…

Один мой знакомый физик говорит, что далеко не все явления можно описать с помощью известных нам законов, и я склонна ему верить. А Людвиг Витгенштейн так и вовсе утверждает, что всё мыслимое возможно, то есть наш мозг нарочно заточен под этот мир, и все создаваемые им конструкты либо уже где-то существуют, либо могут быть воспроизведены. А раз так, то общеизвестная версия Священной истории не обязана быть единственной. Почему бы, например, не предположить, что у людей изначально были крылья? Сплошь и рядом литературные персонажи тоскуют по поводу их отсутствия, и это жжжж, мне думается, неспроста. Ну, посудите сами: практически во всех верованиях имеются крылатые гуманоиды – человекоподобные существа высшего порядка. «Так они же ведь живут на небе, вот и крылья!» – скажут мне, и опять мимо: а кто их, спрошу я, туда поместил? То-то же! «Если бы Бога не было, его следовало бы придумать». Так же, как и более-менее внятное объяснение, откуда на мне берутся синяки, о которых я никогда не помню, возбуждая самые мрачные подозрения у своей половины.

Но у меня есть и более надёжный свидетель – язык. Во многих языках, начиная с русского, дух – некая высшая сущность, бесплотная материя (да простится мне такой парадокс), обитающая в нашем теле и придающая некоторый смысл его существованию. Тело сервильно, оно только обслуживает дух, который есть то, что мы выдыхаем после его, тела, смерти. Дух – дыхание – душа. Процесс дыхания накрепко слит в нашем сознании с духом уже в самом корне, именно его мы исторгаем при последнем выдохе, и он воссоединяется с абсолютом…

Ну, или как-то так. «Воз-дух» – дух, возносимый вверх. Вверх, заметьте, а не вбок и не вниз! То есть, туда, куда пресловутый Макар телят не гонял: тело слишком тяжёлое, чтобы вознестись. Дух ему даётся во временное пользование, для «прокачки» некоторых качеств, и по завершении процесса его необходимо вернуть на место. Если тело не справилось, душу бракуют и отправляют в ад – своего рода хранилище вирусов или корзину, которую потом, очевидно, опорожняют, а содержимое утилизируют.