Максим Цхай - Про папу

– Я сам вылью, – буркнул он и, хитро улыбаясь, стал надевать тапочки, собираясь выйти на улицу.

– Я тебе не верю, – сказал я и пошел за ним.

Папа долго искал помойное ведро, которого в жизни во дворе не было, потом, надо же, нашел чистое и стал аккуратно выбрасывать в него компот.

– Я туда тапок положу, – пообещал я.

Папа посмотрел на меня испуганными глазами, потом глянул на свои чистые тапочки, которые мы только вчера постирали, и кивнул.

– Да клади чего хочешь, – проворчал он и пошел в дом.

– Папа! – вслед ему с отчаянием сказал я.

Папа обернулся.

– Ну, я потом вылью на улицу, – соврал он снова.

Когда я зашел в дом, отец уже сидел на диване и от избытка хитрости что-то мурлыкал себе под нос. Выдала его привычка к одиночеству.

– Перекипятить, перекипятить, – стал незаметно для себя напевать папа и вдруг перехватил мой взгляд. И понял, что все кончено.

Я вышел во двор, видя, как он следит за мной через окно обреченными глазами, еще на что-то надеясь. Но я твердой рукой взял ведро и стал выливать компот в клумбу.

– Не туда! – снова ударил кулаком воздух папа, пытаясь хотя бы возглавить процесс.

– Почему? – резонно спросил я.

Но папины удары кулаком слабели пропорционально количеству жидкости в ведре, и в конце он просто махнул рукой.

Я зашел в дом, решительностью движений подчеркивая, что сделал жестокое, но необходимое дело. Папа не хотел со мной разговаривать. Долго чесал себе шею и спину, бормоча: «Эх!», и, лишь уходя в спальню, обернулся и буркнул:

– Вы с сестрой так похожи. Та тоже…

И снова обреченно махнул рукой. Дети удались ему явно хуже, чем компот.

25 октября 2016 г.

Афганская женщина по традиции ест только то, что оставит ей после трапезы муж. Он ее может таким образом уморить голодом, если захочет. Но это с одной стороны. А с другой – любящий муж оставит ей лучшие кусочки, сделав из этого безобразия лайфхак и превратив его в акт заботы и любви.

Мы оба с папой любим пить чай из пакетиков.

Папе нельзя крепкий чай. Поэтому он, как кот со стола, таскает у меня из чашки заваренные чайные пакетики и заваривает их второй раз. Этим он достигает сразу двух целей: следит за здоровьем и, как ему кажется, экономит.

А я очень люблю крепкий чай. И каждое чаепитие превращается в акт любви пополам со здравым смыслом. Эдакий не существующий в природе баланс.

С одной стороны, папе нельзя крепкий чай, а я пью только такой. С другой – мне хочется, чтобы он выпил нормального чаю, а не бледно-лимонной водички. С третьей стороны, ему ничего другого и нельзя. А с четвертой – я теперь достигаю искусства заварки чая на грани, когда весь вкус и цвет не ушел в мой, но мне его пить еще можно, а папе уже не вредно.

В жизни столько смыслов, что даже смешно останавливаться на одном.

29 октября 2016 г.

По тому, как лают собаки во дворах, я понял, что в Крыму наступают холода. Собака в мороз лает с удовольствием, гулко, с особым эхом. Чуть помахивая хвостом, мол, не со злости лаю, а просто служба, просто облака пара из пасти с таким звуком летят.

На замерзшей утренней траве – иней.

Выйдешь во двор, дверная ручка жжет холодом, тапки в зимней спячке, будто и не твои, воздух в легкие войдет свежий, промороженный – пить можно. Ткнется мохнатый, теплый лоб тебе в руку, что, мол, встал – жрать давай, я тут на чашку каши себе нагавкал уже.

За ухо схватишь, и оно – теплое. Взвизгнет мохнатое чудовище от радости, тут же горячей пастью тебе руку прихватит.

Тихо по утрам. И только собачий лай, как перекличка, из двора во двор: «У нас мороз!» – «И у нас!» – «Я на посту!» – «И я!»

1 ноября 2016 г.

Папа у меня тонкий и нежный, как цветочек. Вот подснежник видели? Что-то вроде того, с детства и до сих пор, хотя ему уже семьдесят семь.

Папа, в отличие от меня, очень интеллигентный человек, по образованию авиаконструктор с кучей авторских свидетельств, и любовь к классической музыке мне привита именно им, когда он мне, подростку, платил по полтора рубля за то, что я ходил с ним на концерты симфонического оркестра. Потом он скрысятничал и с чисто интеллигентской бесчестностью заныкал мою долю: платить перестал, но я уже по привычке, угрюмо бурча, ходил с ним на концерты. А потом и бурчать перестал. Понравилось.

Однако папа, будучи нежным подснежником, вырос в послевоенной Караганде, со всеми вытекающими последствиями в виде нищеты и шпаны на улице. Поэтому я, будучи шпаной великовозрастной, когда мне надо на папу повлиять, вспоминаю, что когда-то был байкером и плохим парнем, и начинаю, подбоченясь, лихо чего-нибудь ему заливать. Папа, моргая своими огромными, как у верблюжонка, глазами, внимает мне в эти минуты. А потом, попадая под дурное влияние, начинает мне подражать. Мне кажется, еще немного, и я научу его курить и тырить пирожки в магазине.

3 ноября 2016 г.

Опять дети гору фантиков у папы перед воротами набросали. Постоянно крутятся здесь, по составу мусора легко определить возраст негодяев. Играют неподалеку.

Выбрал самого старшего, лет шести.

– Мужик, иди сюда.

– А? Вы меня зовете?

Подошел, с ним еще две девочки, чуть помладше.

– Это вы мне тут перед воротами сорите?

– Нет, это Паша! Он знает, что дедушка один, и нарочно, он вон там живет…

– Передайте ему, что еще раз намусорит здесь – и я его поймаю и съем.

Дети смотрят на меня с уважительным ужасом. В нашей с папой семье – корейские корни, а кто знает, что могут есть корейцы. Слухи ходят очень нехорошие. Наконец одна из девочек, та, что поменьше, осторожно спрашивает.

– А вы его порежете сперва, на куски?

– Нет, целиком. Посажу в свою большую кастрюлю и сварю.

Дети разбежались, не испуганно, но от греха подальше. И только младшая девочка все оглядывалась на меня, с восхищением. Не любит Пашу, наверное.

4 ноября 2016 г.

Собака Белка меня не слушается.

И мне это на самом деле нравится.

Может быть, это с точки зрения собаководства и неправильно, но мне, как всегда, наплевать. Мне гораздо интересней собака Белка как мыслящее, самостоятельное существо, а не прусский солдат.

Выпал снег поверх опавшей листвы, гуляю с ней ночью по пустым заснеженным улицам нашего поселка. Время идти домой – пролетает на полном скаку мимо наших ворот.

– Белка! Домой!

Не снижая темпа бега:

– А?

– Сука такая!

– Ну прям уж…

Короткими перебежками удаляется от меня. Все как всегда – это, мол, игра.

– Я не шучу, между прочим!

– Та шо вы говори-и-ите…

Валяется в свежем снегу, отфыркиваясь, увлеклась и не успела отскочить – поймал жадными руками за хвост и заднюю лапу.

– Ну, скотина, погоди у меня…

– Хи-хи! И что будет?

Что-что… Как всегда. Треплю овчарку за холку, будто хочу ее постирать в зимнем воздухе, страшно рыча.