Валерий Семенихин - Отождествление О

– Ваш мальчик видит, значит, он необычный мальчик, может, ему уготована особенная судьба.

Эо нервно заходил по комнате.

– Мне нужен обыкновенный ребёнок, – перебив Эо, Ольга Михайловна отвердела в словах, – я не готова. Если никто не поможет, то я сама.

– Господа присяжные заседатели, здесь отсутствует лист в рукописи, и, чем закончилось дело. Впрочем, мы можем узнать это у самого обвиняемого.

Возгласы неодобрения в зале.

– Любимая, ты похожа на цветок, – сказал Эо, закрывая входную дверь.

– Эо, почему так трудно жить здесь, на Земле? – широко открытые глаза Принцессы были как синие озера.

– Потому что мы мало любим друг друга, – ответил Эо.

– Ты пишешь большую вещь? – спросила Она.

– Я черпаю из себя, поглядим, что получится, – потягиваясь, Эо встал из-за стола и прошёлся по маленькой комнате.

– Всё уже сказано, зачем говорить ещё, милый? – два стебелька обвили шею Эо.

– Понимаешь, – сказал он, глядя в синюю бездну её глаз, – это зов изнутри. Похоже на бомбу или молитвенный крик ужасающей мощи. Вот ты живёшь тысячелетия, и внутри тебя всё это складывается, уплотняется, прессуется: время, пространство, события, знания, птица, слова, тысячи восходов и закатов, шум древнего моря и танец облаков, – а потом всё это доходит до какого-то предела, когда этот ком нужно выбросить, отдать, подарить, освободиться от него, иначе он может разорвать тебя – и… вдруг получается маленький стишок, один-единственный, или сказка, но очень красивая. Такие вещи должны помогать жить другим. Это не для себя. Не для денег. Для денег или для славы – мертворождённое. Ты помнишь, Пушкин говорил: «Бесславья бойся.» Если ты меня простишь, то я бы уточнил: не бойся бесславия среди людей, славу искать для Бога и во Имя Его – вот дело, достойное поэта, человека.

– Ты говоришь красивые вещи, – прошептала Принцесса.

– Это не я, – ответил Эо, – это мой внутренний.

[Из протокола допроса обвиняемого]

Следователь. Ваше имя?

Обвиняемый. Эо. Вообще-то, у меня много имён. Но это – самое последнее и близкое мне.

Следователь. Допустим. Время и место вашего рождения?

Обвиняемый. Я рождён в лоне Отца. Это было давно, так давно, что не исчисляется земными знаками.

Следователь. В данное время, повторяю, в данное время вы живете на Земле. Ваши родители?

Обвиняемый. Да, это земное тело дали мне физические мать и отец в 19… году от Рождества Христова.

Следователь. Национальность?

Обвиняемый. Я не понимаю вашего вопроса, господин следователь.

Следователь. Русский, немец, еврей, американец?..

Обвиняемый. До того, как я был камнем.

Следователь. Прекратите, обвиняемый! Это похоже на издевательство. Ну, хорошо. Каково ваше вероисповедание? В вашей книге это как-то неуловимо.

Обвиняемый. Отчего же? Я исповедаю Единого Бога, Который есть Всё во всём, Который есть весь этот проявленный Космос и Который одновременно отличен от него.

Следователь. Слишком длинно. Достаточно. Вы сектант?

Обвиняемый. Нет. Я не понимаю границ, сект, паспортов. Мне ближе воробьи.

Следователь. Что?

Обвиняемый. Я за свободу передвижения мысли, души и тела в Пространстве и во Времени, то есть в Боге.

Следователь. Что за чушь вы несёте, обвиняемый? Это невозможно.

– В лучшем случае вас убьют. В худшем – объявят сумасшедшим, отнимут Принцессу и Зайца. Вы останетесь один на один с самим собой, в одиночестве, в окружении непонимания. Это гораздо мучительнее. Ведь так уже было, вы сами мне об этом рассказывали. Поймите же, что я хочу помочь вам. Всё, что им нужно, – это просто отречение и признание собственных ошибок.

– Отречение от чего?

– Ну, мягко говоря, от всех этих несвоевременных мыслей. Если рассуждать глобально, люди ещё не готовы к подобному размаху. Посмотрите, что они читают, о чем говорят. Вы волей-неволей окажетесь в пустоте, даже без карающей руки государства. Но эта Машина требует определённых правил… поведения, и, пока вы живете в этом Механизме.

– Я живу в Боге. «Живу, двигаюсь и существую», как сказал Павел. При чём здесь государство?

– Вы опять о своём. Это казённое учреждение, казённое. Я лишь маленький винтик в этой громаде. Если вы мешаете, вас сломают. Я уже говорил. В лучшем случае убьют. Впрочем, решайте сами. Я был искренен с вами.

Поговорив с воробьями, Принцесса закрыла окно и обернулась к мужу:

– Снежанец в последнее время стал какой-то рассеянный. Сегодня цитировал одного своего друга: «Трудно быть Храбрым, когда ты всего лишь Очень Маленькое Существо». К чему бы это?..

Она смешно сморщила носик. Эо поднял глаза от рукописи и облокотился о стол:

– Если он затевает революцию, – сказал он серьёзно, – скажи ему, что сегодня уже ничего не выйдет. Почти одиннадцать.

Эо улыбнулся, отодвинул рукопись в сторону и поманил к себе Принцессу.

– У меня от Нового года осталась одна шоколадка. Устроим праздник?

Принцесса захлопала в ладоши, подбежала к двери в соседнюю комнату и заглянула в проём:

– Снежанец, ты примешь участие?.. Спит, – обиженно произнесла она, обернувшись. Потом прикрыла дверь, подбежала к столу, за которым сидел Эо, и примостилась на коленях мужа.

– Как может быть так, что я люблю тебя всё сильнее и сильнее? – спросил Эо.

– А разве любовь – это не бесконечность? – вопросом на вопрос ответила Принцесса. – Куда движется твой роман?

– Наверное, как и все последние стихи, в стол, – Эо грустно улыбнулся.

– И всё же это будет детектив? – Принцесса прищурила глаза.

– Нет, я пишу о сумасшедшем.

– Зачем?

– Просто захотелось рассказать, что этот мир меняется и что ему нужно помочь. Хотя бы не мешать этой перемене. Ведь сумасшедшие – это первые ласточки. Но этими ласточками переполнены больницы. Люди не знают, что с этим делать. Приходит нечто иное, чем ум. Высший Разум пытается пробиться через нашу телесную темноту и одарить Радостью. Кукла тела ещё не готова, поэтому, когда Сила нисходит, она иногда повреждает мозг. Отсюда эти странности: хождение босиком по снегу, пророчества полуграмотных, детский смех. Так называемые нормальные люди называют это болезнью. А это весть о Новом мире, где ум уже не будет работать на разделение и обособление, где высшее безумие будет объединять. Это весть о грядущем Единстве. Здесь, на Земле, мы сделали слишком большой упор на страдании, хотя каждый атом блажен. Это будет роман о запрете на страдание. Роман о сострадании, о Великой Радости Всеблагого Существования.