Наталья Царёва - Сын

Поскольку бассейн был далеко от дома, и нужно было ездить на автобусе, Галина провожала его, ждала в вестибюле и после занятия везла домой. И это все после рабочего дня.

– Мама, – спрашивал Тима, – можно я сам буду ездить? Мне уже двенадцать. Многие ребята сами приходят.

– Давай на следующий год, сынок. Мне не трудно, а даже интересно с тобой лишний раз пообщаться.

Многих детей приводили родители учиться плаванию, но Тима, по словам тренера, оказался самым одарённым в группе. Уже на втором занятии он поплыл! И с каждым разом плавал все лучше. Сын плавал, а Галина сидела на скамеечке в фойе и разговаривала с бабушкой Юры Хомякова. Они здесь и познакомились. Казалось бы, случайное знакомство, а вот вышло, не случайное. Бабушка Юры сыграла в жизни Гали и её сына роль спасительницы. Но об этом позже.

И всё бы было хорошо, если бы не школа. Сама школа, конечно, ни при чём, но конкретная школа, где учился сын Тимофей, оказалась очень даже «при чём».

Галина всю жизнь не могла без ужаса вспоминать Ларису Дмитриевну Колобову, директора Тиминой школы.

Молодая комсомольская выдвиженка, приняв школу, решила сделать её лучшей в Ленинграде, для чего стала физическим способом в кратчайший срок освобождать школу от плохо успевающих учеников. Тимофей тогда учился уже в пятом классе.

Поскольку школа была с французским уклоном, её должны были покинуть дети, не способные к языку. Таких детей она отсылала в соседние, более «слабые» школы. А уж совсем «плохих», по её мнению, детей, неуспевающих и по другим предметам или с плохим поведением отправляла в спецшколу «для детей с трудной судьбой». В этой школе даже решетки стояли на окнах, как в тюрьме.

В том, что её сын получил направление в самую страшную для детей и родителей школу, Галина вновь видела свою вину, потому что неосторожно высказалась на одном из родительских собраний. Она выступила с протестом против такого отношения к «слабым» детям, которые могут вырасти из отстающих в передовые. В качестве примера привела Пушкина. Не сдержалась и назвала директора школы человеком с «коротким» взглядом на детей, что означало неспособность видеть на расстоянии. Директору, конечно же, передали, и она этого простить не смогла. Буквально через день, несмотря на середину учебного года и приближающиеся новогодние праздники, Колобова распорядилась направить мальчика в школу с зарешечёнными окнами. Она объявила Тимофея умственно отсталым, не поддающимся обучению. И доказательства у нее были неоспоримые. По всем предметам у мальчика было из рук вон плохо.

Тогда Галина, не мешкая, отправилась в спецшколу, чтобы всё увидеть своими глазами. Пошла не одна, а с племянницей Ниной. Одной было уж совсем страшно.

Спецшкола и участок возле нее были обнесены оградой с калиткой. Они подошли как раз в тот момент, когда из калитки гуськом выводили группу детей примерно того же возраста, что и Тимофей. В одинаковых серых пальто с меховыми воротниками, в одинаковых зимних шапках-ушанках с завязанными наверху «ушами».

Рядом с детьми были молодые парни-воспитатели. Они поеживались от холода. Воспитатели не показались Галине страшными, и потому она осмелилась заговорить:

– Здравствуйте. Вы извините за мой вопрос, а эти дети пионеры?

Почему она спросила именно об этом, она и сама не понимала… Видимо, в голове крепко засели советские критерии.

Парни-воспитатели засмеялись в ответ:

– Их лишили такой чести.

Потом они разговорились. Оказалось, что эти молодые воспитатели – студенты и находятся здесь на практике. Галина призналась, что ее сына хотят определить в эту школу. Парни погрустнели, переглянулись. Разговор остановился. Галя спросила:

– Что-то не так?

– Понимаете, – начал один, – это не совсем школа…

И осекся.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросила Галина.

И молодые воспитатели рассказали страшные истории. Школа только по названию школа, а по сути – это детская зона. Учителя здесь – это больше надсмотрщики, надзиратели, которых за провинности детей лишают отпусков, премий, и потому они вымещают своё недовольство на самих детях. Но наказывают не сами, а отдают «на воспитание» учащимся постарше, а уж те расправляются с виновниками по-своему.

– Как это по-своему?

– Как? Ну, например, поднимают всей группой на руки и бьют головой о стену, после чего…

Пауза.

– Можете не говорить! Я и сама знаю… Ребёнок на всю жизнь остаётся дураком, да?

– Что-то вроде этого.

Рассказ студентов-воспитателей решил для Гали всё: сын в эту «школу» не пойдёт! Ни при каких обстоятельствах!

И она отправилась к директору страшного детского заведения. Естественно, с Ниной.

Директор против ожидания оказался человеком интеллигентным. На вид ему было около пятидесяти. Невысокого роста, совершенно неспортивный, с большими залысинами и умными глазами. Он был необыкновенно вежлив, даже ласков.

Но при этом откровенно сказал, что ему придется взять Тиму в свою школу, даже если он этого и не хочет.

– Почему же? Вы же можете отказать? – спросила Галина и заплакала.

И директор ласково ответил:

– Не могу, дорогая моя, потому что есть постановление Исполкома, чтобы ваш ребёнок находился здесь, а с этим не поспоришь. Поймите, родная моя, ваш сынок по этому постановлению должен учиться именно здесь.

Плачущая Галина вышла из школы. Потом, продолжая плакать, пошла к калитке… Нина шла за ней.

– Не плачь, Галя! – вдруг сказала Нина. – Я придумала. Есть один выход.

– Какой, Ниночка?! Тут ничего нельзя придумать и ничего нельзя изменить. Слышала, что сказал этот человек?

– Можно! Уверяю тебя.

– И что же ты придумала?

– Я пойду в эту школу работать медсестрой.

– И зачем?

– Чтобы постоянно видеть Тиму. Помогать ему буду. С ребятами договариваться, чтобы не обижали его…

Женщины вернулись в школу, снова вошли в кабинет директора и рассказали ему о своём решении.

– Не советую это делать, – сказал директор.

– Но почему?! – не поняла Нина. – Я хорошая медсестра.

И директор, глядя добрыми глазами на женщин, рассказал историю про одного мальчика и его папу, который, движимый таким же желанием, как у Гали и Нины, будучи хорошим инженером, пошёл работать плотником в эту школу.

И директор разоткровенничался:

– Лучше бы он этого не делал. Ребята эти – дети, обойденные заботой и лаской, дети, заброшенные родителями… Они – особый класс. И они ненавидят всех, кому лучше, чем им… В результате этого мальчика забили насмерть…

Потрясенные женщины снова вышли из школы.

– Как же так?.. – сквозь всхлипывания, вопрошала Галина. – Не дрогнула рука у этой комсомольской выдвиженки директрисы отправить моего сына в такую школу! Как же так?!